5 самых смешных книг

Пять самых смешных книг — это, конечно, по моей версии. Нисколько не претендую на объективность перечня, напротив, надеюсь спровоцировать других любителей чтения поделиться своими рейтингами! Итак…

5. Галина Куликова, "Скажи боссу "нет", или Секретарша на батарейках"

Сегодня надпись на обложке "Иронический детектив" зачастую лишь слабо отражает содержание книги. Особенно туго бывает с иронией. Но Галина Куликова представляет собой приятное исключение. Хороший язык, отличный юмор, хохот гарантирован. Особенно ценю ее первые романы — эти комедии положений весьма достойно замахиваются на Джерома нашего Клапку Джерома. Если вы еще не знакомы с Куликовой, советую начать с этой книги.

Цитата:

"Драка разгорелась нешуточная — яростная и беспощадная.
— Перестаньте, пожалуйста! Я вас очень прошу! — крикнула Марина, умоляюще сложив руки. — Я вам сейчас все объясню! Это я во всем виновата!
На нее обратили не больше внимания, чем на летающую поблизости стрекозу. Однажды она была свидетельницей того, как маленькая девочка погасила скандал между своими многочисленными родственниками. Она стала петь и танцевать, и те постепенно замолчали и начали умиляться — какой же это славный ребенок. Марина не думала, что она покажется славной кому-нибудь из дерущихся, но от отчаянья решила — надо попробовать.
Бочком подошла поближе, положила руки на талию, как ее учили в танцевальном кружке в шестом классе, и, подпрыгивая, выставляя вперед то правую, то левую ногу, пошла в обход кучи-малы, громко затянув:
— Выходили красны де-евицы из ворот гулять на у-ули-ицу! Ай-люли, ай-люли, ай-люли, из ворот гулять на улицу!
Услышав пение, Юрий в какой-то момент отвлекся и пропустил мощный удар, после которого свалился на песок и остался лежать неподвижно. Спасители стушевались и растерянно замерли. Тут уж нельзя было не обратить внимания на зареванную и грязную жертву насилия, которая скакала, уперев руки в боки, и горланила:
— Выносили красны де-евицы во белых руках по соловью! Ай-люли, ай-люли, ай-люли, во белых руках по соловью!
Когда она заходила на очередной круг, Дима поймал ее за руку и сказал:
— Все, концерт окончен".

4. Харуки Мураками, "Радио Мураками"

У мастера современной японской словесности очень ироничный взгляд на мир. Оттого даже печальные его романы не оставляют гнетущего послевкусия. А ироничные эссе Мураками на редкость аппетитны. Для всех любителей японской кухни — сборник юмористических зарисовок обо всем, ранее опубликованных в глянцевом женском журнале (тираж которого, между прочим, с приходом Мураками в редакцию удвоился!).

Цитата:

"В 1970 году феминистки, ратующие за полнейшее освобождение женщины, провели ряд акций, в том числе и по сожжению бюстгальтеров. Будучи мужчиной, я плохо себе представляю, насколько — с физиологической точки зрения — может ограничивать человека бюстгальтер. Но если ваша позиция того от вас требует, то в сожжении бюстгальтера, как мне кажется, ничего страшного нет. Так что с моей стороны — никаких претензий.
Остается только посочувствовать несчастному бюстгальтеру. Жил он себе, не тужил, изо всех сил — как ему и полагается — выполнял (весьма достойно, я думаю) свои бюстгальтерские обязанности, и вдруг в один прекрасный день беднягу вытаскивают из шкафа, обращаются с ним как с законченным негодяем, полностью отрицают самый смысл его существования и в довершение всего на глазах народа бросают в полыхающий костер. Возмутительно! И хотя между нами, разумеется, нет никакого родства, но как-то само собой я начинаю сострадать ему, как родному.
Есть еще кое-что, чего я никак не пойму. Почему, спрашивается, активистки сожгли только бюстгальтеры, а вот корсеты, к примеру, не сожгли. Если исходить из того, что бюстгальтер ограничивает женщину, то уж корсет ограничивает ее никак не меньше (а может, даже и больше). Или я не прав?
Но нет, корсеты никто не сжигает, как, впрочем, и туфли на каблуках, и тушь для ресниц. Пострадали только бюстгальтеры. Быть может, бюстгальтер, являясь олицетворением некоего исторического перекоса, подобно доктору Живаго, должен следовать темными коридорами своей нелегкой судьбы, терпеливо снося все те немыслимые несчастья, которые выпадают на его долю? Бедняга! Вот чего бы мне точно не хотелось, так это стать такого рода "олицетворением". Уж поверьте".

3. Эрленд Лу, "Тихие дни в Перемешках"

Это юмор для супругов в стадии острого кризиса средних лет. Или для пенсионеров детсада, вроде меня, у которых зашкаливающая экстраверсия позволяет от души сопереживать любым чудикам. Потому что герои антикризисного романа Лу — сумасброды средних лет. Целевая группа моей эмпатии. Короче, если вдруг вам не смешно, просто отложите книгу годков на 10-20. Поверьте, однажды она вас развеселит от души. И совет: постарайтесь не обращать внимания на то, что герои говорят друг другу во время перепалок. Их реплики обычно не ироничны, а грубы. Как ни парадоксально это звучит в отношении книги, в ней смешны не слова, а сам факт безудержного словоизлияния персонажей.

Цитата:

"Тебе обязательно надо курить в доме?
Да.
Но на улице хорошая погода.
Дорогая моя, ты, видимо, как-то упустила из виду, что мы опять проводим отпуск в твоей любимой Германии, которую я совершенно не люблю, поэтому когда благодаря твоему упорству, достойному много лучшего применения, мы в очередной раз оказались в колыбели нацизма, то сразу договорились, что в отместку я получаю право курить где захочу.
В машине — нет.
В машине нет, но сейчас мы не в машине.
...И насчет "колыбели нацизма" ты перегибаешь.
Нина Телеман. 43 года. Учитель норвежского в старшей школе. Близорука. Очки 4 сантиметра толщиной. Вру. Один сантиметр, но это тоже много.
Брур Телеман. 42 года. Завлит Национального театра. Мечтает, что сам напишет пьесу. Совершенно бесподобную, идеальную вещь. И покажет наконец всем, что такое Театр. Отличное зрение. Проблемы с алкоголем? Да нееееееееееееееееет. Разве это проблемы?
Не знаешь, Перемешки — городок как раз того типа, где народ замуровывает в подвале своих и соседских детей и потом насилует их три тысячи раз двадцать четыре года кряду?
Прекрати.
Но как ты думаешь, это городок такого типа?
Заткнись.
Слова сказать нельзя. Мы же просто разговариваем!
Нет.
Нет — в смысле, что мы далеко от эпицентра такого рода времяпрепровождения?
Да.
И здесь такого не случается?
Я думаю, нет.
И дети будут и дальше носиться где хотят без надзора?
Да, я думаю.
Хорошо".

2. Андрей Аствацатуров, "Люди в голом"

От потомственного филолога Аствацатурова некоторые ждали высокого штиля и тонких материй. А он взял да и упаковал свою философию в "веселые пузырьки" анекдотов. И вопреки греческому значению этого слова — "не изданное" — издал и даже премию литературную получил. Претендовал на "Русский Букер". Разумеется, вдумчивый читатель поинтересовался у высоколобого писателя, отчего в книжке юмор все больше про еду и последующую нужду. Доцент сверкнул очами и очками. Ответил (дословно): "Это очень важный вопрос… Моя идея такова. Я пытаюсь показать энергию, которая нас наполняет. Животную энергию. Которая делает нас двуногими человекообразными животными. Мы боремся за существование, адаптируемся, пожираем друг друга". Вот и последствия.

Пожалуй, соглашусь с ученым-филологом. В моей квартире южная стена по праву может называться "стеной смеха". Вдоль нее последовательно располагаются: кухня, комната отдыха и ванная комната. И отчего-то именно в этой зоне, а не на западе (где стеллажи и сотни книг), не на востоке (телевизор + три окна) особенно часто раздается смех. Видимо, человек вправду так устроен, что он особенно смешон, когда голоден или гол, пусть даже хотя бы чуточку приспустил штаны.

Цитата:

"Если студент не имел справки о том, что он "сдал мочу", его на четвертый курс не переводили. Кстати, без такой справки не брали и на работу. В период развитого социализма было так: сдал мочу — значит, получил пропуск в большой мир. Не сдал — пеняй на себя.
Мой научный руководитель Александр Анатольевич Чамеев в 1990 году подавал заявление на должность доцента в один гуманитарный питерский вуз. Он подготовил разные бумаги: дипломы, подтверждающие его научную степень и звание, список публикаций, трудовую книжку и медкарту. И принес все это в какую-то административную комнату. Там сидела очкастая секретарша, похожая, как рассказывали присутствовавшие при этой сцене, на мужчину средних лет. Она брезгливо приняла у Чамеева папку, достала оттуда бумаги и принялась их перебирать. В какой-то момент, не поднимая головы, она устремила на Чамеева поверх очков тяжелый взгляд и ледяным тоном спросила:
— А где анализ мочи? Сдавали?
— Нет, — растерялся Чамеев. — Я думал…
— Вы думали! — перебила его секретарь. — Доцентом вот хотите работать, а мочу не сдали!
— Да уж какой из меня доцент, если я мочу не сдал, — вздохнул Чамеев.
— Ну, вот видите, — смягчилась секретарь. — Сами ведь все понимаете.
Документы у Чамеева в тот день не приняли".

1. Дина Рубина, "Синдикат"

Я верю, что он существует. Синдикат, который, вооружившись всеми инструментами пиара, маркетинга, event-менеджмента, генетики и бюрократии, обеспечивает восхождение упрямящихся и пытающихся увильнуть от своего патриотического долга евреев к земле обетованной. Так живо, сочно, обаятельно и детально, сетуя, ругаясь и сдаваясь, описывает Дина Ильинична свою работу в этой организации — в Департаменте Фенечек и Тусовок. Мне было трудно выбрать цитату. Поскольку, пробежав глазами несколько строк, сразу залипаю и не могу оторваться, пока не прочту очередную главу до конца. А "скопипастив" несколько строк, начинаю переживать за них: выхваченные из океана слов, точно ли они передают ту неповторимую атмосферу, присущую роману? Не спешите с выводами, прочитайте роман-комикс целиком. Уверена, он доставит вам истинное удовольствие!

Цитата:

"По тому, с какими вытаращенными глазами прибежала Рутка с сообщением об очередной перекличке, я поняла, что грядет бо-ольшое начальство, что придется опять отрабатывать номер: "а без меня тут ничего бы не стояло".
Это были трое из Объединенного Совета Покровителей Синдиката.
Глава Опекунской Комиссии, Джошуа Бекон, с мордой ротвейлера, его секретарь Луизиана Гопп, старуха, с лицом одновременно изумленным и сонным, то есть оторопелым, и хлыщеватый молодой человек с ярко-зеленым галстуком в лазоревую крапку, которым он занимался без устали и, похоже, бессознательно, — как двухлетний малыш теребит и тянет свое крошечное оружие мужественности.
Клава, как обычно, тянул эпохальную "Песнь ГОЭЛРО", разгуливая лазерным фонариком по просторам бывшего СССР, торжественно сообщая цифры, факты, сражая гостей расстояниями. Он вонзил красный огонек в Японию и начал торжественно-хозяйским тоном:
— Тут Япония.
Совершил рукой круговое движение в сторону Калининграда и провозгласил:
— А тут Калининград. Лету одиннадцать часов…
Яша рядом со мною закатил глаза и прошептал трагическим голосом:
— Я больше не могу это слышать. У меня будет мозговой спазм.
Джошуа Бекон угрюмо следил подозрительным взглядом за полетом красной точки, словно хотел поймать Клаву в жульничестве на километрах или человекоголовах. Молодой ферт поигрывал языком галстука, то обмахивая им лицо, то щекоча им свои нос и подбородок.
Бабка после каждой цифры восклицала:
— О, май га-ад!
Клава от ее испуганного восторга хмелел и закидывал гостей цифрами, совершая фонариком огромные дуги от Скандинавии до Таймыра.
— Это Камчатка! — сурово и торжественно говорил он.
— О, май га-ад!!
— А это — Аляска!
— О, май га-а-д!!
По всему видно было, что старая калоша впервые встретилась с картой мира.
Я вытянула под столом ноги, наткнулась на чьи-то туфли, искоса заглянув под стол, увидела снятые туфли Джошуа Бекона — лаковые, с идиотскими пряжками, наверняка, очень дорогие. Человек с маломальским вкусом ни за что не согласился бы надеть такую обувь.
Рядом елозили по полу корявые растоптанные лапти моего любимого начальника. Он никогда не мог надеть новые туфли. Его правая нога была искорежена тяжелым ранением в войну Судного дня, поэтому месяца два туфли растаптывал для него кто-нибудь из домашних.
Я взглянула на Клаву. Лысина его багровела от служебного рвения, толстые ляжки свисали со стула, синяя рубашка прилипла к жирной спине.
Я обожала его.
Я готова была разнашивать его туфли.
— А это остров Ямал. Там живут четырнадцать евреев…
— О, май га-а-ад!!"