Будешь меня ненавидеть
Ирина Ирсс
Для Евы Лисицыной я – не просто сосед, а самый настоящий дьявол, искусно портящий её идеальную жизнь. Когда-то мы были лучшими друзьями, пока я не обрёк эту дружбу, решив, что эта девочка будет только моей. У меня было три попытки и три грандиозных провала, после которых я стану её личным кошмаром.
Содержит нецензурную брань.
Ирина Ирсс
Будешь меня ненавидеть
Ярослав 10 лет. Ева 9 лет.
Мне было десять, когда я решил, что Ева Лисицына будет только моя.
Не то чтобы я не доказывал это каждый раз, когда какой-нибудь тупоголовый решал показать ей свою симпатию, задирая и обижая. Конечно, девочкам в начальной школе неведомо, что у большинства мальчиков с детства отключается мозг при виде той самой косички, которую непременно нужно дёрнуть.
Зато это понимал я. И очень хорошо, так как даже на рыжую косичку стремился всегда заявить права, не позволяя никому к ней прикасаться. И пусть Ева и не входила в число тех девочек, которым это могло бы понравиться, я всё равно насобирал за два года столько синяков, что моя мама стала очень популярной и обсуждаемой персоной для мам всех мальчиков начальной школы, а я постоянным гостем в кабинете директора и школьного психолога, заверяющего, что у меня чрезмерно развита агрессия.
Мимо, мозгоправ.
Во мне просто было чрезмерно много Евы и желания, чтобы она в принципе переехала в мой дом.
Я даже не помнил, когда именно это произошло, но в один момент, из той самой новой соседской девочки, которая умела только раздражать тем, что ее никак было не достать, она стала той, без кого я не хотел выходить на улицу.
Веселая, умная и своя «в доску», иногда Ева могла придумать такое, что ни мне, ни Кайманову бы и не пришло в голову. Упорная и сильная духом, – Ева никогда не плакала, когда разбивала коленки. Зато я был тем самым идиотом, которому хотелось её жалеть и защищать, даже если она никогда в этом сама не нуждалась.
Но я хотел и делал, даже несмотря на то, что после этого меня снова ждали двери кабинета психолога и часовая пустая болтовня на тему, что нужно решать проблемы словами, а не кулаками. Мне было плевать, пока всё остальное меня устраивало, а мои костяшки пальцев вечером обрабатывала Ева, оставаясь на моей стороне, несмотря ни на что. Мне кажется, даже моя мама к годам четырнадцати смирилась с тем, что в доме Лисы я проводил больше времени, чем в своём. Не один, конечно, Егору тоже приходилось тусоваться на участке Лисицыных чаще, чем у себя дома. Но он как раз-таки был меньше всех против сбежать из практически всегда пустого дома, а вместо этого провести время в компании дяди Серёжи, который частенько разрешал нам пострелять из пневматики и доверял нам разжигать костер для вечернего стейка.
Отец Лисы, кстати, тоже в итоге смирился, что я не только готов переехать к ним домой, но и в её спальню, хотя и не раз намекал, что у него не только имеется в доме пневматика, но и заряженный огнестрел, который непременно снимет с предохранителя, если я когда-нибудь удумаю обидеть его дочь.
Это просто он не знал, что я сам его украду у него, если хоть кто-нибудь удумает обидеть его дочь.
Про то, что это могу сделать когда-то сам? Я проще с рукой бы левой тогда расстался, чем кому-то поверил, что однажды доведу ее не просто до слез, а вычеркну из своей жизни так, будто она никогда ничего для меня не значила.
Возможно, если бы я ещё в возрасте десяти лет не был бы настолько самоуверен, что присвоил Лисицу себе без её ведома, масштаб разрушений, что принёс по итогу в её жизнь, не был бы настолько критичным…
Но, нет.
Это была гребаная средняя школа, когда я понял, что Ева больше не будет у меня на виду двадцать четыре на семь, а возле неё спокойно будут виться другие пацаны, так как я буду учиться в другом корпусе, потому что придурок-директор решил поэкспериментировать и сделать прыжок между третьим и пятым классом.
Первое мое категоричное решение – остаться на второй год. Вот так просто, а почему бы и нет? Ещё и прямиком попасть в класс Лисы. Мне было десять, и единственным решением всех проблем было одно – протест. Вот только его не оценили мои род