Критерий разумности
Юрий Владимирович Харитонов
Далёкое будущее. Мир разрушен, человечество упорным трудом возрождается из жалких остатков, населяя развалины некогда прекрасной Москвы, и только три электронных сознания могут решить его будущее. Впрочем, раньше они уже делали это…
Юрий Харитонов
Критерий разумности
– Доброе утро, уважаемые слушатели! С вами ди-джей Зэвс, и радио «Небеса». Сегодня у нас пятница, а за окном замечательное для прогулок утро. Над живописными руинами Москвы солнце с редкими кучевыми облаками, воздух прогреется до двадцати пяти градусов, влажность воздуха составляет тридцать процентов, а атмосферное давление – семьсот шестьдесят миллиметров ртутного столба. Так что сегодня идеальный день, чтобы совершить прогулку по разрушенной тысячу лет назад Москве. Робот ты, человек или животное, будешь одинаково комфортно чувствовать себя под бархатным майским солнцем. Тебя ждут восхитительные и волнительные виды разрушенного города, удивительная и разнообразная флора и фауна, занявшая ареал обитания человека, некогда могучей грозы всего живого на Земле, а сейчас…
– Зэвс, тебе никто не говорил, что ты переигрываешь? – Молодой и красивый мужчина стоял у пустого окна на двадцатом этаже унылого и вместе с тем величественного вида высотки и осматривал развалины некогда славного и красивого города. Мужчина откинул назад полы старого, местами дырявого, серого плаща за спину, закинул туда же тяжелый и массивный предмет – бластер – и снял с бедра пошарпанный серо-зелёный бинокль. Ему вполне хватало возможностей зрения, но мужчина любил точность, а бинокль только прибавлял качества и позволял делать работу в тысячу раз лучше. – Может, подняться на крышу?
– С нашей работой, Симеон, – возразил Зэвс в ухе, – надо уметь шутить. Расслабляться, знаешь ли. А то работа нервная, так и до срывов недолго.
– Ну тебе-то, Зэвс, на небесах всяко легче, – Симеон высунулся из окна и помахал рукой в небо. Там, в глубоком синем небе, мерцала звездочка, неторопливо двигавшаяся на восток. – Летай себе, да наблюдай тысячами глаз за Землей. Если что не так, сразу мне докладываешь. А уж я-то…
– Не-не-не, Симеон! – перебил Зэвс. – А нервное напряжение? Это ж надо быть готовым ко всему! Все системы вечно на взводе, постоянно, так сказать, в боевом режиме! Так и свихнуться не долго…
– Но не свихнулся же еще? – уточнил Симеон и ухмыльнулся сам себе, оглядывая местность. С Садового кольца между двух обшарпанных многоэтажных башен с огромными надписями «AZIMUT» на левой и «Золотое кольцо» на правой на запад уходила дорога, плавно становилась мостом через Москву-реку и терялась меж высоких холмов и разрушенных зданий, а на заднем плане торчали скелеты высоток Москва-Сити из стекла и бетона. Они ярко бликовали на утреннем солнце осколками стекол, поэтому Симеону пришлось настроить чувствительность глаз. – Ты ж вон от безделья и в радио замутил и ди-джеем стал, не так ли?
– Не от безделья, нет! – возмущенно возразил Зэвс. – Все для того, чтобы поддерживать в работе те области мозга, которые могли бы атрофироваться и деградировать за время бездействия.
– Атрофироваться и деградировать? – переспросил Симеон, скорчив скептическую мину. – По-моему, Зэвс, ты себя очень любишь и все время пытаешься отождествить с человеком. Но это же не так, верно?
– Какой же ты зануда, Симеон! – возмутился Зэвс. – Я просто в шоке! Эх, Симеон, а я думал, мы друзья… Все, пока, не поминай лихом.
– Зэвс. Эй, Зэвс, ты же предупредишь, если что? – попробовал воззвать к небесному жителю Симеон, но в эфире царила гробовая тишина. Мужчина вновь ухмыльнулся и покачал головой. Вот тысячу лет уже одно и то же! Такой древний, а обижается как малыш. «Клоун, блин, орбитальный.» Ну ничего, в случае опасности Зэвс не подведет. Когда заметит что-нибудь, тут же откинет притворную обиду и сообщит мужчине. Так же всегда бывает…
Симеон вновь окинул взглядом древнюю Москву. Время, словно художник, украсило старые развалины, подверженные неумолимому процессу разрушения, зеленью. Тут и там, то, что осталось от зданий, стертых за тысячелетие до гор камня и стекла, покрылось бурной