Дикий пляж

Александр Владимирович Андреев

Когда-то пылавший костер страсти, горевший недолго, вспыхивает вновь спустя два десятка лет.

Александр Андреев

Дикий пляж

–Знаешь, я об этом весь год мечтала…

–О чем?

–Лежать без забот на теплом песке. Под южным солнцем. И чтоб море изредка докатывалось до лодыжек.

–Оно и докатывается.

–Ну да,– из-под широкополой шляпы Таня награждает меня томным взглядом.

–И чтоб никого рядом,– продолжает она, откинувшись и потянувшись сладко на одеялке. Груди призывно обтягивает синяя ткань.

–Совсем никого?

–Совсем. Только чайки. Иногда и неблизко. Не назойливо.

–И все?

–И притягательный сильный мужчина с поразительным воображением…

Таня кокетничает, поводя плечами.

Я поглаживаю ее по руке. Мы лежим ногами в разные стороны, так, что море изредка лижет локоть руки, подпирающий голову.

–Откуда тебе знать о моем воображении?

–Я помню. Я все помню.

–Двадцать лет прошло.

–Почти двадцать,– Таня обиженно топорщит нос.

То, что ее безымянный палец заключен в золотой ободок кольца, не мешает запястью пройтись по моему животу, а кончикам пальце очертить границу плавок.

–А ты по-прежнему чувствительный,– в глазах теперь плещется не только море , но и удовлетворение от наличия предсказуемой мужской реакции.—Или чувственный? Как правильно? Ты же всегда поправлял меня, когда я ошибалась.

–Сегодня все так. Так, как тебе угодно.

–Да?– ее указательный палец игриво касается чуткого кончика, уже оформившегося под тканью и охотно потянувшегося навстречу.

–Знаешь, вот Толик говорит тоже самое.

–И исполняет?

–И я ничего не чувствую!

Она, шаля, дает легкий щелчок в нос скрывающемуся в укрытии зверьку.

–А когда говоришь ты… у меня дрожь бежит по телу. И мурашки. И гусиная кожа.

Таня приподняла колено, демонстрируя пупырышки.

–Чудесно! – моя ладонь плотно ложится на сгиб, следует вниз, к лодыжке, по пути отмечая все особенности кожи.

–И касаешься ты совсем не так.

–А как?

–У тебя ладони всегда теплые. Почти горячие. Мое тело как… как… как…

–Ну? Чего пластинку заело? Помочь подобрать слово?

–Как густое какао, которое перемешивают серебряной ложечкой!– Таня изумляет меня образностью мышления, ранее вовсе ей не свойственной. Пусть спорной, но, несомненно, ассоциативно-чувственной метафоричностью. И тут же, вдогонку, без всякой паузы выпаливает,– А шутки у тебя по-прежнему дурацкие!

Вот это как раз ожидаемо. Как и поза, принимаемая спутницей. Рывком сев, она решительно охватывает руками колени. Спина выгибается дугой, живот напряжен, гордый взгляд устремлен вдаль.

Мне нравится ее уже немного смуглая спина. И фигура. Она почти не изменилась с возрастом, став лишь основательнее в бедрах и чуть умереннее в груди. Но все равно милые мужскому глазу контуры песочных часов и плавные изгибы линий все еще на месте.

Аккуратно принимаюсь убирать прилипшие песчинки. Снимаю по одной, стряхиваю приклеившиеся, сдуваю едва прильнувшие. Положив ладони на поясницу, веду вверх, к плечам. Поглаживаю лопатки, огибая по дуге, касаясь лишь кончиками веером расходящихся пальцев, мысленно продлеваю, обозначая крылья. Опускаю по бокам, вращая запястья, почти физически ощущая ответный нервный ток. Сжимаю бока, обозначая пояс ладонями.