Назад к книге «Ритмы созерцания» [Илья Бирюков]

ВДОХНОВЕНИЕ

Я вызываю призрак вдохновения

Из темноты таившихся глубин.

И вдруг услышу всплески озарения,

Он подплывет – дракон, неуловим.

Он обогнет своим беззвучным пением

Мой скудный ум; не оторвать ушей.

Пучину подсознания волнением

Своим качнет – колышется в душе

Таинственный огонь, огонь везде уже.

Да, призрак, чую я твое дыхание,

И показалось, я – что это он,

Но он нырнет под воду ожидания

И притаится среди мутных волн.

А я прочту написанные строфы,

Что диктовал тот вдохновленный дух,

И в бездну тьмы я вглядываюсь снова,

Но гладь чиста. Огонь давно потух.

ИЗ КОМЫ

Сознание восстало из небытия,

Очнувшееся тело болью напоя,

И в памяти легла вопросов толчея.

Да связаны конечности.

Тонометры больных фиксируют сердца —

Зелёные колы, пугливая черта.

За той живой чертой – немая пустота.

Ночная тишина вокруг.

И то, что было «я» – причудливый прибор,

Катетер, трубки, зонд – спасательный декор.

Смерть отошла к стене, отсрочен приговор.

Но жажда мучит.

СОВЕРШЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК

Совершенный человек померещился мне,

Он во всём увидит суть и рождён в глубине,

Правду ждёт без разноцветных очков.

Если в мире нет тепла, он не ищет богов,

Он не греется у жерла астральных миров,

В своём сердце он огонь разведёт.

Он давно уже не верит в тот разум толпы,

Но царей не призывает и не сходит с тропы.

Тот свободу ценит, кто к ней готов.

Он творит свою мораль, независимый путь,

Но людей не отвергает, не боится ничуть,

И одиночество не в тягость ему.

Не бежит от всех желаний он жалкой земли,

Его дух не обмелеет – это море вдали.

Тот спокоен, кто несёт в себе мир.

Стать героем может он невзначай, без наград,

От других не требуя встать в отважный свой ряд,

Знает: каждому даётся своё.

Он чувствительный прибор для свободы, добра,

Знает, где необходимость, где менять всё пора.

Видит ложь, его нельзя обмануть.

Разум – помощь, только в сердце есть путь.

Совершенный человек померещился мне…

У ПОГРЕБАЛЬНОГО ОГНЯ ЛЮБВИ

Он долго смотрел:

Что там, за стеной?

Там прошлого дух,

Здесь – время разрух.

Она где-то там…

Почти что нигде,

И он вспоминал,

Он долго молчал.

Там – пальцы её

Дрожали, любя,

Здесь – боль пустоты

Да пепел мечты.

А в облаке скорбь.

Багряный рассвет

Сосёт его кровь,

Отпустит – и вновь…

Закрыл он окно,

Чтоб не дуло весной,

Там воздух больной,

Там воздух чужой.

Вокруг тишина,

Тоже давит на грудь,

И трудно дышать,

Но страшно отдать…

Он завтрак принёс,

Жуёт, с тошнотой,

Без воли в глазах,

Нет силы в руках.

Он вышел за дверь,

И всё как всегда,

Но утро скулит

Да память знобит.

МАЙ

Снег весенний в садах опустился – то вишня цветет белокуро,

Вот и в каждом дворе нарядилась цветная сирень,

Май вдохнул в это лето тепло, наслаждаясь своей режиссурой,

Мы шагаем по лестнице-бездне – другая ступень.

Я иду по дороге один, как всегда, и в лучах предзакатных,

Я не вижу ни смерти, ни боли, ни даже тоски,

Голубые глаза-небеса побледнели давно, улыбаясь приятно,

Возрождают умершую юность те сочного духа глотки.

ЖИЛА КОШКА

Будний день. Летний полдень тянулся,

Жёлтый карлик смеялся вверху,

Городок в тёплый свет окунулся,

И поэт поклонился стиху.

На проулочную дорогу,

На разбитый горячий асфальт,

И, прищуривши глаз немного,

Вышла кошка, смотрящая вдаль.

Не услышал тот зверь поворота,

Озадаченный чем-то своим,

А к шоферу подкралась дремота,

И обзор был плохой, и засим…

Колесо чуть подпрыгнуло страшно,

И другое подпрыгнуло чуть,

А последствия были ужасны,

Да прохожий увидел ту жуть.

Кошка выгнулась как-то нелепо,

Удивлённо и дико глядя,

И задёргалась адски, свирепо,

А немного, чуть-чуть погодя

Быстро брызнул один на дорогу

Светлой крови тончайший фонтан,

И второй подоспел на подмогу —

Извергался агонии вулкан.

Не кричала она во всё горло,

Как истошно все кошки орут,

Тихий хрип раздавался из жерла,

Смертной лавы затянут хомут.

Кошка сникла, погибельная пляска

Оборва?лась, по счастью, стремглав,

Но на морде живо