Тайна черной ольхи
Ольга Болгова
В лесной чащобе у заросшего ручья живет своей повседневной жизнью простой скромный леший по имени Лешак. Обходит свои владения, навещает друзей-приятелей, привечает подругу Водяниху. Но однажды утром с ним происходит невероятное…
Ольга Болгова
Тайна черной ольхи
Утро выдалось сумрачное и мокрое, а что поделаешь – осень. Бабье лето, видать, кончается, то-то дождь шуршит в листве. Перевернулся с боку на бок, потянулся, покряхтел. Вечор допоздна гулял, в гости к дружку зашел, того в горшке с углями в новую избу перевезли. Дружок ворчал, мол, придумали же этот горшок, и так бы перебрался, а теперь и рубаха, и порты черные. Когда уходил, нарвался на рыжую девку, завизжала, будто ее режут, лицо ладонями закрыла и бегом, только косы по спине стучат. Как не наткнулась на что-то вслепую? А, может, и наткнулась, кто их, девок, знает.
Вроде, и дождь кончился. Покряхтел немного для порядка, выбрался на свет и остановился, оглядываясь. Каждый раз увидишь что-то новенькое, хоть и видишь все это каждый день. Место мое сумрачное, кроны деревьев изрядно сплелись, не давая проникнуть вездесущему Яриле. Хотя, один-два луча все равно находят лазейку, вот и ныне, после дождя, упрямый луч заскользил по бурелому, по берегу лесного ручья. Второй блеснул в окошке стоялой воды посреди густого покрова из опавших листьев старых берез и ольх. Взял любимую кружку из коры, спустился к ручью, раздвинул кружкой желтый ковер, открыв зеркальце воды. Оттуда глянуло лицо в прядях спутанных волос.
– Явилась, Водяниха, шутовка-лихоплестка!
– Гутыньки-гутеньки! Явилась, Лешак-щекотун!
– Ужели опять зимовать в моем ручье собралась?
– Собралась, а что, тебе места жалко? Тут и бурелом знатный, и вода застойная – самое место для зимовки.
– Места мне не жалко, зимуй себе на хворобу, – добродушно согласился я.
Водяниха улеглась на ствол старой сосны, лежащий над ручьем. Распустила спутанные русые волосы, выпучила зеленые глазищи, надула фиолетовые губы, захлюпала длинным курносым носом. Вечно у нее насморк – чаровница, нечего сказать. С такой на узкой тропке встретишься, не рад будешь. Хотя, кто бы говорил, одернул я себя. Нарвал в чашку рябины да орехов, запил водичкой из ручья. Водяниха повозилась и задремала, свесив синюшную руку до самой воды. Ленивая, что тебе шишига. Хотя, кто бы говорил…
Подкрепившись, надел плащ из серого мха, добрая одежа, ничего, что старая; шапку нахлобучил, взял клюку-посох и двинулся по тропинке – прогуляться да осмотреться, что и как за ночь приключилось, либо нет. Едва сделал несколько шагов, как над головой затрещало-загремело, в глазах потемнело, что-то звучно плюхнуло, и я забылся, будто под землю попал.
Очнулся, сам себя не помня. Вспомнил не сразу. Обнаружил, что лежу на тропинке носом в землю, поднялся, кряхтя – к чему такие испытания на мои старые косточки. Голове стало зябко, нашел отлетевшую в сторону шапку, хорошо, не пострадала. Поперек тропинки лежала рухнувшая от древности черная ольха, ствол в нескольких местах треснул от падения, образуя подобие низких ворот.