Назад к книге «Обмен разумов» [Роберт Шекли]

Обмен разумов

Роберт Шекли

По признанию собратьев по фантастическому цеху, Шекли был первейшим возмутителем спокойствия в научной фантастике. Юмор, ирония, которыми наполнены его рассказы, повести и романы, настолько неповторимы, что достаточно выхватить из текста хотя бы несколько строчек, чтобы сразу же сказать – это Шекли. Да и сам автор нисколько не скрывал своего отношения к литературе: «Я всю жизнь старался быть не слишком серьезным. Я не считаю себя политическим мыслителем и пытаюсь все доносить до читателей в легкой, неназойливой форме. Ирония – это мой стиль. Я не выбирал иронию, как природную основу своего мышления, так вышло. Мне кажется, людям интереснее насмешка, а не поучение, занимательная история, а не многословное рассуждение. Если же то, что я говорю, остается непонятым или понятым не до конца, если люди просто читают забавную историю и при этом отдыхают, меня это вполне устраивает».

Роберт Шекли

Обмен разумов

© Г.Л. Корчагин, перевод, 2014, 2020

* * *

Посвящается Полу Квитни

Глава 1

Однажды Марвин Флинн раскрыл «Стэнхоуп газетт» и в разделе рекламы прочел:

Марсианский джентльмен, 43 года, спокойный, любознательный, культурный, желает обменяться телами с земным джентльменом, обладающим схожими наклонностями. 1 августа – 1 сентября. Посредникам гарантирована комиссия.

От этого вполне заурядного объявления сердце у Флинна забилось чаще. Обменяться телами с марсианином… Какая заманчивая идея – и какая отталкивающая! Правда же, кому охота поселиться в голове у старого марсианского пескороя, двигать его руками и ногами, смотреть его глазами и слушать его ушами?

Но разве эти неудобства не стоят того, чтобы Марвин Флинн познал Марс? Причем самым правильным, самым естественным способом: с помощью органов чувств туземца?

У каждого свое хобби. Одному нравится коллекционировать картины, другому – книги, третьему – женщин. Марвин же предпочитал постигать сущность мироздания, путешествуя по нему.

Увы, эта страсть, самая важная в его жизни, оставалась неутоленной. Стэнхоуп, где он родился и вырос, в плане физическом лежал под боком у Нью-Йорка, в каких-то трехстах милях. В плане же духовном и эмоциональном эти города были разделены целым столетием.

Милая сердцу картина, буколика как она есть: утопающая в садах россыпь домиков между отрогами хребта Адирондак, покатые зеленые луга в бурых крапинах коровьих стад. За свои старинные обычаи Стэнхоуп держался мертвой хваткой; его радушие сочеталось с неуживчивостью. Равняться с вздымавшимся южнее бездушным мегаполисом городок категорически не желал. Линия метро «Бродвей – Седьмая авеню» дошла аж до Кингстона на севере штата, гигантские автострады извилистыми щупальцами протянулись по сельской местности, но окаймленная вязами стэнхоупская Мейн-стрит сохранилась в неприкосновенности. Другие общины обзавелись шахтами для запуска ракет; жителей же Стэнхоупа вполне устраивал их допотопный аэродром, где трижды в неделю садился или взлетал самолет. Нередко Марвин, лежа в кровати без сна, слушал этот стон реактивного лайнера – одинокий, тоскливый голос уходящей сельской Америки.

Стэнхоуп был вполне доволен собой, а весь остальной мир, похоже, был доволен Стэнхоупом – и согласен оставить его в плену у романтической мечты о вековечном пребывании в томной неге.

Такое положение вещей не устраивало только Марвина Флинна.

Он поездил по обычным туристическим маршрутам и повидал доступные для всех красоты. Как и любой обыватель, провел немало уик-эндов в европейских столицах. С аквалангом исследовал затонувший город Майами, поглазел на лондонские Висячие сады, в Хайфе помолился в бахаистском храме. Полноценные отпуска Марвин тратил на более серьезные путешествия: совершил пеший поход на Землю Мэри Берд, пересек южную часть дождевого леса в Итури, на верблюде проехал через весь Синьцзян и даже прожил несколько недель в Лхасе, мировой столице искусств.

Но ведь это самые типичные вояжи для людей его возраста и положения. Обыкновенный туристический ассортимент, заурядное времяпрепровождение любого отпускника. Для Марвина такие развлечения ничего не значили. Нет бы радоваться