Взятие Крутоторска
Владимир Арсентьевич Ситников
Крутогорск. Так назвал город Киров (Вятку) великий писатель-сатирик Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин в своих «Губернских очерках». Назовём и мы его так и расскажем о людях, живущих в Крутогорске сегодня, и о событиях, которые произошли совсем недавно, а ещё о том, как нелегко взять стены города решившимся на приступ незадачливым искателям счастья. Роман получился слегка лирическим, немного озорным да ещё для кого-то трагическим. Задействованы в нём крутогорцы самых различных ипостасей – от дворника до губернатора, и даже участвуют в разрешении заузлившихся конфликтных ситуаций сотрудники такой серьёзной структуры как КГБ-ФСБ. Не обделяет вниманием автор своих отъявленных друзей-журналистов, а также художников и актёров. В нём почти ничего нет о зловредных олигархах и растерявшихся в нынешней обстановке крестьянах, зато описывается нежная неразделённая любовь. Подробности в романе. Содержит нецензурную брань.
Владимир Ситников
Взятие Крутоторска
Кукла с длинными волосами
Едва проснувшись, выбиралась Тайка из марлевого полога, натянутого в сенях над деревянной самодельной кроватью от мух и комарья, и семенила босиком по седоватой росяной холодной траве в дом к бабушке Анюте. Вот и высокий просторный дедов дом.
– Кто это к нам летит-то? – будто не догадывалась бабушка, заслышав шлёпанье босых ног о половицы.
– Я. Кто ещё-то? – откликалась Тайка и швыркала носом.
–Да это ведь Кошкин Нос к нам прибёг, – узнавала бабушка Анюта. – Лезь за стол, деду помощник нужен тяпню хлебать.
Кошкиным Носом звала бабушка Тайку из-за того, что был у внучки аккуратненький маленький носик-кнопочка и большие угольно-чёрные длинно прорезанные глаза. Вроде бы девчушка, как девчушка, только чёрные горячие глаза были какие-то нездешние. Даже мать удивлялась:
– В кого ты такая черномазенькая-то?
А Тайке откуда знать?
Однако дед Степан припоминал, что его прабабка была эдакой же чернявой с угольными глазами. Говорят, с югов завезённая. Да признавался отец, что у него дед был чуть ли не цыганом.
Хлебая с дедом Степаном из одной глиняной чашки толоконную тяпню, Тайка успевала ногами болтать, мух сгонять со столешницы да ужасаться, размахивая деревянной ложкой, как воронища чуть сильку – цыплёнка не уволокла. Хорошо, что она в окошко увидела и с батогом выскочила и эдак вот махать стала. И показывала, как она отгоняла ворону от силек.
– Выходит, ты у нас – воронье пугало? – вставила слово баба Анюта.
– Да, я её так, она сразу заорала, – разошлась Тайка. – Под плетюху я сильку-то сунула.
– Мака, мака, – похвалила бабушка и погладила по голове.
– Я всегда эдак буду, – обещала Тайка.
– Когда ем – глух и нем, – остерёг её дед Степан. – Эдак-то ты в артели кажинный раз голодной останешься, опередят тебя едкие люди. За столом не зевай, наворачивай давай.
Тайке было непонятно, зачем торопиться, если бабушка Анюта опять в чашке тяпню замесит и молока нальёт. Корова-то своя у них да удоистая.
– Хороша кашка да мала чашка, – говорил дед Степан, облизывая ложку. – А ты на обед-то сотвори, старух, гороховицу, – заказывал он.
–Редька – бздунья, горох – пердун, – под неуёмный Тайкин смех откликалась бабушка и обещала, – будет вам гороховица.
Дед тоже посмеивался и гладил ладонью щетинистый подбородок, чтобы понять не пора ли бриться или дома, так можно погодить.
Дед шёл в ограду рукодельничать в старой рубахе с заплатанными локтями. Работы у него всегда было досыта: для палисадника штакетины выстрогать, бабушкину кастрюлю со сквозной дырой заклепать да запаять. Новую-то такую только в городе купишь. А ещё огородец ждёт. Дед не всем доверял свою рассаду поливать да прореживать.
– Дел столько – помирать недосуг, – говаривал он. – А помирать, дак день терять.
У бабушки Анюты дел тоже полно, а Тайка только меледит, отвлекает. Довертелась, в глаз ей чего-то попало. Бабушка деловито берёт в ладони Тайкину голову и принимается языком из глаза соринку выводить.
– Всё вижу, вижу, ничего не мешает, – обрадованно кричала Тайка после бабушкиного лечения.
– Не лазь, егоза, куда попало-то, – наставляла её