Токсичный компонент

Иван Панкратов

Бестеневая лампа

Максим Добровольский – врач с огромным опытом, оказывается вовлечён в череду событий, которые могут поразить даже привычного к человеческим страданиям профессионала.

Главный герой сталкивается с явлением, способным убить не только любовь к людям, но и угрожающим его собственной жизни.

Иван Панкратов

Токсичный компонент

Все совпадения – случайны

Вся моя жизнь состоит из двух половин: первую я тебя ждал, вторую я тебя помнил.

    Михаил Веллер

    «Чуча-муча, пегий ослик!»

© Панкратов И., 2021

© ООО «Альтернативная литература», 2021

Часть первая. Переворачиватель пингвинов

1

– Доктор, мне плохо. – Максим Добровольский сверху вниз посмотрел на Клушина, лежащего в клинитроне. – Доктор, помогите мне, – жалобно стонал Клушин, хотя повода для паники не было.

Вполне заурядный пациент, ожоги площадью шестьдесят пять процентов, которые постепенно уменьшились до пятидесяти и уже очень скоро должны были превратиться в тридцать, а там и до операции недалеко. Деревенский алкоголик с уголовным прошлым: разобрал газонокосилку, слил с неё керосин в пластиковую бутылку и не придумал ничего лучше, как закурить и бросить окурок куда-то себе за спину. Где, собственно, и стояла тара с горючим.

– Доктор… А-а-а, – попытался вызвать сочувствие Клушин какими-то совсем нереальными звуками.

– Что не так? – спросил Добровольский, за последние десять дней изрядно устав от этого цирка. Он знал слово в слово всё, о чём попросит пациент.

– Доктор, я унываю, – с гайморитным прононсом произнёс Клушин.

– Я даже знаю, почему. – Максим прошёл вдоль клини-трона к тумбочке, посмотрел на то, что было навалено сверху. Бутылка минералки, пакет усиленного питания «Суппортан», тарелка с недоеденными макаронами, старый кнопочный телефон поверх книги Бушкова «Охота на пиранью». Точно посередине стояло небольшое красное пластиковое ведро – пациент отказался от катетера, мочился в «утку» и потом самостоятельно переливал в ведро. Когда оно наполнялось, Клушин подзывал санитарку, потому что понимал – ещё немного, и брызги начнут попадать в макароны или борщ.

– Доктор, вы сами говорите, что знаете… Можно же мне на ночь уколоть, правда? Вы обещали, что будете колоть в те дни, когда перевязки.

Добровольский вздохнул и посмотрел Клушину в глаза. Поняв пару дней назад, что пациент требует промедол даже тогда, когда его не брали на перевязку, Максим отменил наркотические анальгетики. Это послужило стимулом для ежедневного нытья, ведь наркоманы бывшими не бывают.

– Нет, – покачал головой хирург. – Тебе уже точно не надо. Договорились ведь. Анальгин, кетонал – в твоём распоряжении. И всё.

– Максим Петрович, подождите, – заметался – если можно так назвать попытки приподняться, уцепившись за борта клинитрона, Клушин. – Подождите, подождите… Вы всё правильно говорите, Максим Петрович. – Он немного задыхался, и это не понравилось Добровольскому. – Я же понимаю. Всё понимаю. Давайте так – я сегодня вечером подготовлюсь, вы мне назначите промедол последний раз, и с завтрашнего дня…

– Подготовишься? – спросил Добровольский, внимательно изучая стойку капельницы и мешки с плазмалитом для инфузии. – К чему, если не секрет? Не дожидаясь ответа, Максим посмотрел на то, как льётся раствор, и замедлил его роликовым зажимом. – Кто так быстро сделал? – строго спросил он у Клушина. – Валя! – позвал Добровольский сестру с поста.

– Это я немного подкрутил, – скривился больной. – Там же три литра, никаких нервов не хватит.

– Ты торопишься куда-то? – Добровольский и так понял, что пациент сам занимался регулированием инфузии. – Лежи, спи, книжку читай. Какая разница, сколько капает, три часа или десять?

– Звали, Максим Петрович? – в дверях стояла Валя с лотком, полным шприцев. – У меня инъекции.

– Он себе скорость накручивает, следить надо, – выговорил Добровольский. – Я думаю, чего он задыхаться начал. А он чуть ли не литр струйно влил.

– Сдурел? – спросила Валя у Клушина. – Я тебе руки поотрываю. Это потому, что у него в палате соседей нет, – добавила она, обращаясь уже к хирургу. – Так бы сказали хоть, что он химичи