Пост 2. Спастись и сохранить

Дмитрий Алексеевич Глуховский

Пост #2

"Надежно защищенная со всех сторон охранными постами и казачьими войсками, стоит тысячелетняя Москва. Внутри трех колец московской обороны – и за Кремлевской стеной – дворец. Во дворце – Государь Император награждает лучших из лучших, храбрейших из храбрых, цвет офицерского корпуса, опору и надежду престола.

Им предстоит выйти из нарядной, убранной к дню Михаила Архангела столицы и отправиться в темные земли, которые когда-то были частью великой России – пока их не охватил мятеж и они не были преданы анафеме.

Но прежде чем туда, за мутную Волгу, за непроницаемую пелену тумана, уйдут казачьи части, надо понять: куда сгинули все разведчики и почему замолкли пограничные посты?

Об этом знает мальчишка, который не желал учить историю, и девчонка, беременная от убитого казака. Только вот успеют ли они рассказать?

Дмитрий Глуховский

Пост. Часть II

© Storyside, 2021

© Дмитрий Глуховский, 2021

Художники: Николай Хайдаров feat. Dopingirl

Оформление: Артем Юсупов

Продюсер: Диана Смирнова

* * *

Кресты

1

– Вы ведь были друзьями с сотником Криговым? А, Юрий Евгеньевич?

Полковник Сурганов смотрит Лисицыну в глаза добродушно, тепло, но Лисицын этому взгляду цену знает.

Что значит – «был другом»? Почему «был»? Не означает ли вопрос вкрадчивого предложения отречься от дружбы?

Когда вопросы задает начальник армейской контрразведки, над ответами надо думать тщательно – и быстро. На ум приходит главное: правильный ответ полковнику известен и самому, а сейчас он проверяет Лисицына на честность.

– Так точно. Почему ж «были», господин полковник? Мы ж и сейчас дружим.

Он старается не отводить взгляда от сургановских рыжих глаз, от его паленых изогнутых бровей, от приподнятых уголков губ. И самому вот так же глядеть на него в ответ – приветливо и вежливо. Как будто он не слышал ничего про чистки в армии, которыми Сурганов как раз и дирижирует.

– И сейчас дружите. Ну что же.

2

Георгиевская зала Большого Кремлевского дворца была наполнена кожаным скрипом и сиплым шепотком, резким как нашатырь офицерским одеколоном и душистой махоркой.

Ждали Государя.

На белом мраморе стен выделялись только золотые солдатские кресты. С потолка светили сотнями свечей огромные бронзовые люстры, под сапогами сиял скользкий расписной паркет. Вдоль стен расставлены были бархатные красные скамьи, но садиться на них, конечно, было нельзя; воспрещалось и разгуливать по залу. Дозволено было переминаться с ноги на ногу.

Ждали уже полтора часа, но готовы были ждать еще вечность: казаки держать строй умели.

– Короче, прикинь, оказалась целочкой! – восторженно шептал Юре Лисицыну в ухо Сашка Кригов. – Везет мне на целочек, сам не знаю почему!

– Та ты ж умеешь дать романтики, – отзывался Лисицын. – Чувствуют же ж, что могут такому довериться. А когда доходит, что влипли, – все, поздняк метаться.

Лисицын волновался очень, несколько раз просыпался посреди ночи. А вот Кригову было как будто и все равно.

– На форму они ведутся. На фуражку особенно, – делился Кригов. – Увидят в кафе на столе фуражку и прямо текут. Сами подходят.

– Ты везунчик просто. Я сколько раз фуражку ни выкладывал, только полицаи одни подкатывают, бумаги на увольнительную проверять. А бабы что-то тушуются.

– Да ты деревня потому что, Юр. Станица. Ты их семечками, поди, сразу угощаешь?

– Так а что?

– Та ни шо. Вечером поучу тебя, как в Москве действовать нужно. Рыбные места покажу тебе. На свежачка ловить будем.

Тут хлопнула дверь – в зал бегом вбежал седоусый войсковой старшина.

– Равняйсь! Смир-р-рнааа!

Шепотки оборвались в один миг. Хрустнули портупеи, натягиваясь на расправленных плечах. Вдали эхом защелкали дробно каблуки по полированному дереву…

Император летел со свитой.

Гвардейцы в дверях вытянулись во фрунт, набрали впрок воздуху и – распахнули двери в бравую и торжественную Георгиевскую залу, как до этого – в золотую Александровскую, а до нее – в тронную гербовую Андреевскую, а до той – в уютную ковровую Кавалергардскую.

– Его императорское величество, Государь император и самодержец Московский, А