Анна-Нина КОВАЛЕНКО
В ОДНОЙ ЛОДКЕ
«Есть бытие, но именем каким
Его назвать? Ни сон оно, ни бденье,
Меж них оно, и в человеке им
С безумием граничит разуменье…»
(Е. Баратынский, «Последняя смерть»)
ОТ АВТОРА
Я хочу рассказать вам о моих многолетних странствиях в поисках пристанища, а также (и это главное) по возможности представить микро-мир обитателей Нью-Йорка, с которыми я делилa время и место в пространстве большого города. О том как в скитаниях по приютам и ночлежкам Нью-Йорка, всякий раз попадая в чуждую среду с другими культурными и моральными ценностями, мне удавалось выживать, и творить.
2020. Брайтон Бич – пятачок в южном Нью-Йорке, куда стеклись леди и джентльмены из разных уголков бывшего Советского Союза, или, по-другому, России, где я обитаю среди моих соотечественников, где мне всё чаще хочется сказать, и говорю себе мысленно: «Я больше не могу». Но продолжаю нести сей крест.
Нью Йорк. 2 Июня 2020, Вторник. Вечер. После смерти Жоржа Флойда во время задержания полицейскими, один из которых наступил коленом ему на горло, то есть на шею сзади, прошла волна протестов под лозунгом Black Lives Matter. Эту патетическую реплику: Black Lives Matter – «Жизни чернокожих имеют значение» – я вижу часто, воспринимаю как знак заискивания белых перед чёрными, как утверждение, что чёрных недооценивают и угнетают.* (*Кстати, мои самые близкие, милые сердцу друзья – как раз чёрные, но они не имеют к ВЛМ отношения и не одобряют этого утверждения – авт.) Протесты прошли по всей стране с разрушениями, грабежами, убийствами. Вчера после визита в Нижний Манхаттан, где я видела следы варварства и мародёрства, пришла домой и весь вечер получала от полиции по телефону предупреждения о комендантском часе, carefew. С 9 вечера до 5 утра нужно сидеть взаперти дома. «Дом»: койко-место в комнате на троих. Чемодан под кроватью. Я держу его не застёгнутым на молнию, и даже ajar – тo еcть приоткрытым, чтобы можно было утром достать из чемодана свежее исподнее не создавая шума, не мешая сну соседок по койке, слева ли, справа. Рискованно, конечно, держать чемодан ajar – приоткрытым, не потому что кто-нибудь что-нибудь возьмёт: при моём размере близком к нулю за свои одежды можно быть спокойным, спокойной, но есть шанс наткнуться на мышь, заснувшую в мягком тряпье – мыши ведь, кажется, любят тепло и комфорт.
А я мышей боюсь.
Ночью не уснуть: cоседка Луиза будет храпеть. Стул… Впрочем, сочиняю, стула нет. Только койка и чемодан под койкой. Так выглядит моё пристанище. Сегодня, вчера и наверное, так будет завтра. Их было множество, я даже не помню точно последовательности во времени. Лишь отдельные картинки.
БЭЙГЛ
Это было в 1990х. Моя дочь тогда исчезла, ушла, уехала из Нью-Йорка с новой подругой, которая, кстати, её и вдохновила оставить Нью Йорк и, фактически, меня. Сначала они собирались взять с собою две из трёх наших кошек – я посетила вет клинику, запаслась нужными документами на вывоз кошек из Нью Йорка. Но потом они передумали, я осталась одна с тремя кошками, и мне предстояла операция на ногах. Вскоре я потеряла квартиру и после серии последующих испытаний нашла комнатку в Статен-Айлендe. Работала я в Манхаттане – в Лиге на 57й и в галерее на Принц стрит, туда и обратно на пароме, в те времена паром стоил 50 центов, которых у меня часто не было, тогда я ухитрялась затеряться в толпе. Заботясь о кошках: еда, литтер* (*наполнитель для кошачьего туалета, litter), я вынуждена была голодать. От Вест 57й до ферри* (*переправа, ferry) добиралась пешком, и выбирала места, где можно наткнуться на остатки еды, то есть, по-русски, объедки. Однажды бездомный чёрный парень поделился со мной пиццей. В другой раз на Вест 34й я нашла целенький мафин* (*кекс, muffin). И постыдный же случай был тогда однажды со мною: уже в Статен-Айленде на углу некоей лавки прямо поверх чёрного пластикового мешка для мусора лежал бэйгл* (*заварной бублик, bagel), я его подняла с мыслью «вот и ужин», принесла в кухню обжечь, таким образом дезинфецировать. В кухне сидел Энтони – жилец подвала, который, увидев бэйгл в моих руках, воскликнул:
– О! Это мой бэйг