«Меня всегда привлекала не заурядная внешняя красота, которую можно уложить в несколько физических параметров, а нечто иное, таящееся глубоко внутри. Есть люди, которые в душе балдеют, когда ливень идет, когда землетрясение или вдруг свет вырубается. А я ловил кайф от загадочного и непонятного нечто, привлекавшего меня в противоположном поле. Назовем это магнетизмом. Таинственной силой, что притягивает, поглощает людей против их воли. ? Пожалуй, ее можно сравнить с ароматом духов. Один аромат привлекает пятьдесят человек, еще один – другие пятьдесят. Но есть запахи особые, от них сходят с ума всего один или двое из сотни. У меня на такие запахи чутье. В них – моя судьба, я их улавливал издалека…»

Харуки Мураками К югу от границы, на запад от солнца»

Она

Она была словно ветер, не имеющий ни формы,

ни веса,

Распадаясь в собственном теле на осколки

тысячелетий;

Сходились причудливо в центре не понятой никем

планеты

Её тончайшие нервы, вальсирующие в стальном

корсете.

Поддаваясь волне пертурбаций, ей тоже хотелось

страсти,

Новых шёлковых платьев и свободы от невозможности

сдаться,

От собственной странной власти над чужими,

ненужными «Здравствуй»…

И чтобы хоть на день стать юной в прекрасные

восемнадцать…

Проникая в разум гигантским огненным

протуберанцем,

Раскалённой лавой вулкана, необузданным диким

повстанцем,

Ломая замки и вскрывая двери лёгким касанием

пальцев… —

Ты знаешь – нет ничего труднее, чем с силой такой

расстаться!

И нет ничего проще, чем в оглушающе громкой ночи

Бежать прочь от мыслей гремучих и взрыва эмоций

мощного,

Лопнувшего арбузной кровью и выстрелив залпом

косточек

Внутри тихого одиночества, не понявшего нечто

большее…

Она была словно пепел, что ветер лихой разносит

по сте?пи,

Мазью редкой целебной от боли, рвущей жилы до

полусмерти;

Листвой облетевшей, чтоб на рассвете в новых

одеждах

Босой танцевать, следуя слепо биению… его

сердца.

Он

Он был точно чья-то душа, что призраком по лезвию

ножа

Скользит, не нарушая тревожного сна на краю миража;

Его взгляд, как мерцание светлячка на расстоянии

шага

От вытянутой руки, что жаждет тепла, но остаётся дрожать,

Не сумев дотянуться до звёзд, оборвавшись на пике

времён.

И отравляющей плазмой сквозь – растворяется естество

его

В вечном сумраке павших грёз под космическим серным

дождём,

Оставляя пену озёрную – вместо себя, уже мёртвого.

Он был слишком многоэтажен среди невысоких прочих

башен,

Плотным кольцом его окружавших. Но крепко засовы

держали

От срывов опасных, дней вчерашних и того, что стало

неважным…

Лишь памяти тени в такт музыке пляшут, сыгравшей

однажды

На полную громкость, без фальши. Все ставни в тот

миг нараспашку

Рванул он бесстрашно. Вдыхая её, он не мог

надышаться…

О шансе молил настоящем на стыке реальности и

простраций,

Попытавшись сберечь искры счастья в кулаках, нервно

сжатых.

Он был словно беспечный фристайл – снаружи. И

Дугласский лагерь —

Изнутри. Тот жёсткий deadline, что рак на последней

стадии,

Где нет уже веры в случайно отыгранный у Бога тайм…

А просто докуриваешь разом себя до золы и «Goodbye!»

С чистого листа

Все равнодушнее к чужому мнению,

Уже не лихорадит пустота,

И даже предпосылки вдохновения

Не плещутся по жилам неспроста.

Кого должна задеть? Кем быть услышана?

Кого искать в толпе полутеней?

Так глупо отзываться на умышленно,

Искусственно зажжённый свет огней.

Важнее понимать, куда направиться,

Не потеряв живительных корней.

И, безусловно, объективно правильно

С собою на попутной быть волне.

Умение отпускать уже отжившее,

И не порвать себя на сотни лент,

Бесспорно, качество совсем не лишнее,

Когда опоры под ногами нет.

Когда кидаешь туфли у обочины,

Босой встаёшь в преддверии рывка,

То значит, ты порядком обесточена

И палец не готова снять с курка.

Но шёпотом царапнет озарение,

Как важно – невозможного достичь.

И что попыткой жертвоприношения

Открытых ран теперь не излечить.

Я разведу костёр в порыве искреннем,

Чтоб сваи сжечь последнего моста.

И, стоя на пожарище неистовом,

Начну сво