Назад к книге «В петле» [Максим Волжский]

Одноглазый уравнитель

Максим Волжский

Так уж повелось на Земле, что выживают в России только сильные телом; что продолжают свой род лишь порядочные и внимательные к отцам. Те, кто душою чист, верой переполнен, как сибирские реки золотом – и братьев меньших не обижают.

Максим Волжский

Одноглазый уравнитель

1

Лето 1909 года. Рузаевка. Инсарский уезд Пензенской губернии.

Саня схватил лопату и врезал по обезумевшему коту. Рубил наверняка. Всего один резкий удар штыком в голову, и всё было кончено. Голубая с отливом шёрстка свалялась в грязный комок из крови, соломы и пыли. Мучения кота прекратились, а у Сани дрожали руки – потому что убивал в первый раз.

– Ой, если батька найдёт Барсика, то точно голову оторвёт. Ой, оторвёт батька… – стенал Макар, вытирая мокрый нос рукавом, размазывая слёзы по щекам.

– Мешок неси… или тряпку большую, – отбросив лопату, приказал Саня.

– Зачем нам мешок? – хлюпал носом Макар.

– Замотаем в тряпьё и в лес. Зароем кота в землю… или в овраг к реке выбросим. До утра труп сожрут тупые твари, такие же, как ты, дубина! Неси мешок или все узнают, что ты здесь натворил! – прикрикнул на деревенского пацана Саня. – Живее!

Макар удивлённо поднял заплаканные глаза: разве он убил Барсика? Это Саша Ежов, полковничий сын из Москвы лопатой рубанул по любимому котику своего папани. Так лупил, что глаза у зверушки выпрыгнули. Вон один на нитке болтается; а крови сколько пролил? В сарае следы зверства, всё крыльцо испачкал; даже собаке досталось. Нос у Джека порван – может он и нюх потерял? А как псу без нюха?.. что скажет батя?.. ведь прибьёт!

– Я не убивал Барсика… – пятился к воротам Макарка. – …не убивал я котейку… не убивал… это ты сделал…

– Неси мешок, – стиснул зубы Саня. – Быстро сюда, зверёныш!

2

Семья Ежовых проживала в Москве. На лето мать, отец и сын перебиралась в родовое имение, что двадцати верстах от Саранска.

Глава семейства – Дмитрий Олегович Ежов был отставным военным в чине полковника. Он потерял левую кисть в 1905 году в войне с Японией, а после ранения ушёл на пенсию. Как заканчивался май, Дмитрий Олегович собирал чемодан, надевал мундир, поправлял ордена, драил пуговицы и пряжку – и по парадной форме отправлялся в поездку. Брал он с собой сына Александра, которому в тот год исполнилось уже четырнадцать и, конечно, свою любимую жену – Сашину маму, Анну Васильевну Ежову, в девичестве Лисовскую.

Отец ходил с ружьём на охоту, встречался с закадычным другом, тоже бывшим военным, а мать отдыхала в саду. Она пила в беседке чай с вареньем, читала книжки о любви – иногда вышивала. Здоровье её было слабым: мучила головная боль, вечно тяготило в груди, случались даже приступы чахотки. А воздух в Рузаевке был замечательный, как нельзя лучше способствующий выздоровлению тела.

Саша нашёл друзей среди крестьянской детворы. Некоторых он знал с раннего детства; например, Макара Федоткина. Они отчаянно шкодили, по ночам воровали яблоки, потом спали на сеновале; поутру ловили в речке рыбу – вместе познавали девичью красоту, когда стали постарше.

Отец жаловал сыну рубль или два. Денег хватало, чтобы среди мальчишек быть главным. К тому же Саня мог постоять за себя. Не нарывался, но если придётся врезать кому, то он не тушевался.

В последнее лето много думалось о девчонках. Деревенские розовощёкие красавицы тоже засматривались на Саню. Предприимчивый Макарка, не обделённый крестьянской смекалкой, доставшейся от отца, предложил одно развлечение. Саня давал ему пять копеек, а Макар подкупал рузаевских девочек, чтобы немного с ними развлечься. Получив пятачок, самая взрослая из «деревенских куртизанок», Ольга Семёнова дочь конюха, которой было уже шестнадцать, задирала сарафан и демонстрировала сочные прелести. Уже трижды Саня восхищался её молочным телом; на четвёртый раз Ольга дала себя поцеловать. Сане понравилось, ей тоже – и двадцать копеек не жалко.

Поцелуев было не сосчитать; он даже трогал упругую грудь, запускал руку между ног, но дальше дело не шло. Отчего-то Сане стало страшно и стыдно. Потому что он не чувствовал себя мужчиной, скорее взрослым ребёнком, а ещё… он ощущал себя должн