Дождь, которыи? танцует у тебя на лице

Сергей Федоранич

Знали бы они, что я каждый чертов день преодолеваю себя. Знали бы они, какой силы воли мне это стоит. Но они не знают. И, я надеюсь, не узнают никогда. Наверное, это ужасно, когда у тебя нет семьи. Есть люди, называющие тебя семьей, но не способные разглядеть настоящего тебя. Наверное, ужасно не иметь друзей. Есть люди, называющие себя друзьями, но не знающими кто ты есть на самом деле. Как можно жить дальше и не знать, что скажете вы, если узнаете кто я на самом деле?..

Сергей Федоранич

Дождь, которыи? танцует у тебя на лице

Мобильник сел еще во время первого урока: не получилось отправить сообщение Марине и пришлось взять ручку и записать все, что алгеброичка курьим почерком нацарапала на доске. Давно надо было поменять батарею, но у Леши все не доходили руки. Вот и сегодня лень тащиться до мастерской, ждать там час или около того, а потом стремглав бежать домой, чтобы успеть приготовить ужин к возвращению Чжо. Хотя сегодня, наверное, самое удачное для этого время: Чжо со второго полугодия вышла во вторую смену, а Фома окреп настолько, что родители больше не боятся оставлять его дома одного. Момент, конечно, хороший, но пересилить себя Леша не смог. Он решил, что проживет без связи еще пару недель, жили же люди вообще без нее, и ничего, не умерли.

После уроков – сразу домой, зашел в подъезд, тут же стянул варежки и положил замерзшие руки на батарею. Подъездный удушливый запах из смеси прелых носков, капустного варева и терпких духов гнал его домой, но пальцы замерзли сильно, до квартиры он бы не дотянул. Кое-как отогревшись, он открыл рюкзак и достал ключи, а потом стал подниматься на третий этаж. На лестничной клетке между вторым и третьим на ступеньках сидела Марина, читала книжку в мягкой обложке – Джон Фаулз «Волхв».

– Привет, – сказал Леша. – Давно тут торчишь?

Марина подняла вверх указательный палец, показывая, что сию минуту она не готова говорить, но через несколько мгновений перевернула страницу, заложила ее цветастой открыткой и ответила:

– С полчаса наверное. Что с твоим телефоном?

– Он сдох, – ответил Леша. – Батарея ни к черту.

– А деньги на балансе есть?

– При чем тут это? Говорю же, батарея сдохла.

– Ладно, поверю. У меня для тебя две плохие новости и ни одной хорошей.

– Оставь их при себе, – ответил Леша и прислонился к перилам. Подъездная вонь уже принюхалась и ощущалась только если дышать глубоко.

– Ну нет, раз уж принесла, то отдам тебе. А ты дальше живи с ними как хочешь.

– Ну что там у тебя за новости?

– Может быть, сначала войдем в квартиру?

Они поднялись до квартиры, Леша вставил ключ в скважину и несколько раз прокрутил с громким лязгом. Как только он открыл дверь, в щелку тут же просочился Обормот, нежно-дымчатый экстремальный персидский кот. Важно потерся об ногу Марины и сделал вид, что ему необходимо уйти по неотложным делам куда-то по лестнице наверх.

– Эй, приятель! Куда это ты собрался? – Леша поймал кота и затолкал его обратно в квартиру. Марина вошла следом, расстегнула высокие кожаные сапоги, натянула теплые шерстяные тапочки-лодочки и пошлепала на кухню. Леша же первым делом прошел в комнату к Фоме.

Брат лежал на кровати и смотрел «Парк юрского периода». Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – болезнь снова вернулась. Светло-рыжие волосы были мокрыми от пота, а горло отекшим, словно обмотано шарфом. Он посмотрел на вошедшего Лешу и заплакал.

– Я снова заболел, – жалобно прошептал он. Леша только вздохнул. Фома болеет практически беспрестанно, семь месяцев в году точно. Очень слабый иммунитет, одна болячка цепляет другую. Он пьет прописанные врачами лекарства горстями, но они только ослабляют организм. Леша присел на кровать рядом с братом, погладил его по вихрастой и кажущейся большой на худеньком тельце голове и сказал:

– Ничего, малыш. Ты не виноват. Сейчас я позвоню врачу, и мы придумаем, как тебя вылечить. Сегодня на ужин будут макароны с сыром, согласен?

– Ну уж нет, – вмешалась Марина, неслышно войдя в комнату с чашкой чая в руке. Она поставила чай на тумбочку рядом с кроватью и продолж