Ранее в серии выходили:
Хроники Древних. Малефистериум. Том 1. Испытание Фрэйи
Хроники Древних. Малефистериум. Том 2. Самайнские игры
Хроники Древних. Малефистериум. Том 3. Узник Псикамерона
Хроники Древних. Малефистериум. Том 4. Цена скорби
Глава первая. Убита? Переметнулась?
Развалины, развалины, развалины…
На сотни шагов в любую сторону сплошные развалины. Это все, что осталось от некогда великого города, ныне стертого войной и временем с лица Земли.
Темным пятном в центре мертвого городища застыл древний собор в готическом стиле. Он единственный целым возвышается среди холодных руин и, хотя главный купол и башни приделов обвалились, здесь еще достаточно места, чтобы укрыться от непогоды и согреться у огня в камине. Камни почернели от времени, стены густо покрыты мхом и плющом, окна зияют слепыми глазницами, а остатки некогда великолепных витражей кажутся кровоточащими ранами.
Внутри собор отлично сохранился: сказывалось удаленное расположение от крупных городов с их бесчисленными копателями. О заброшенности помещения свидетельствовали слои пыли, густая трава, заполонившая сырые места, и разбросанные по полу сухие листья. Их то и дело перекатывало по просторным помещениям порывами ветра. Под потолком к балке пристроилось гнездо, здесь с незапамятных времен жила одинокая сова – дочь той совы, которая жила здесь до нее, праправнучка той совы, которая еще помнила совершающиеся здесь церковные службы.
Закатный свет живописно освещал внутреннее пространство собора.
Никто из ныне живущих людей не пытался забраться в эти древние руины: жуткие легенды, порождавшие многовековой животный страх, охраняли эти места лучше любой стражи.
Никто из людей… Но не чудовищ.
В тени сводов и в многочисленных кельях приделов нашли себе пристанище те, от чьих имен любого в этом мире бросало в дрожь, кто не знает жалости и сострадания, кто в равной мере готов и сам умирать, и других убивать – члены самой жестокой и неуловимой банды в истории – Гвиней-и-Родан.
В центральной зале на алтаре сидел высокий человек мускулистого телосложения. Он пристально изучал символы на сверкающем лезвии своей катаны, столь же черном, как его глаза и волосы, небрежно зачесанные назад.
Проведя рукой по щетине, образующей усы и бородку, мужчина придирчиво проверил пальцем остроту лезвия: раздался характерный свистящий звук.
– Сотню раз говорил тебе, Блэкхарт, – донесся смешок из тени придела, – сколько бы ты ни начищал свое оружие, светлее оно от этого не станет.
– Тебе-то откуда знать, Ивар? – грубо ответил мужчина, которого назвали этим грозным именем – Черное Сердце. Он скосил взгляд в направлении насмешника.
– Откуда мне знать?
Сначала обозначилось постукивание костыля и тяжелое шарканье ног, затем на тусклый свет, проникающий через узкие глазницы-окна, вышел человек лет тридцати на вид. У него были темные слипшиеся волосы, небрежно заплетенные в четыре короткие косички. Яркие голубые глаза сверкали под густыми выпуклыми бровями. Левой рукой он опирался на костыль, правая нога была скована железом. Она-то и порождала это зловещее шарканье.
– Да ты же насквозь пропитан тьмой! – Белозубый оскал блеснул в полумраке. – Как и твоя катана. Ее ни тряпочкой, ни гранитным песком не очистишь.
– Тебе так хочется умереть? – сквозь зубы проговорил Блэкхарт. Этот голос обычно заставлял и не у таких смельчаков кровь стыть в жилах, но собеседник воспринял его слова скорее как шутку.
– Умереть? Ха-ха! – невесело усмехнулся Бескостный (а это был именно он). – Я бы рад доставить тебе такое удовольствие, но, увы, такая честь не про меня.
– А скажи-ка мне, Ивар, – проявил не свойственный ему обычно интерес главарь банды, – каково вам, бессмертным, жить в мире смертных? В чем кайф – идти в бой, наперед зная, что тебя не убьют, разве что шкуру немного попортят? Трусость, смелость, героизм, страх, азарт, наконец, – тоже не для тебя?
– Честно? В боях и мне доставалось немало, – похлопал Ивар по окованной железом ноге. – И я не раз оставался на поле брани, истекающий кровью, и черные вороны так же принимали меня за падаль.
– Но ты всегда выживал, в то время как