На обочине космических трасс
Эрнесто Дуган
Труден путь объединённого человечества к звёздам, нелегко ждать отцов и любимых из межзвёздных экспедиций. С дочерью одного из невозвращенцев знакомится герой рассказа волей случая оказавшийся в интернате "Две звезды"…
Эрнесто Дуган
На обочине космических трасс
Это был обычный день, я возвращался от мамы, надышавшись загородным воздухом и насладившись деревенской пасторалью времён строительства. Что ни говори, но в мёртвых домах, складываемых из кирпичей или бетона, есть некий шарм. Хотя, когда я это говорю селекционерам домов, они крутят пальцем у виска. А, наплевать, чудаки всегда были либо в кильватере, либо на борту ледокола прогресса. Я, увы, отношусь к первой категории.
Дабы отвлечься от очередного приступа самоедства, приливной волной то и дело набрасывающегося на мой полный цинизма мир, я приземлил смартфел на площадку возле кафешки Чайбакс.
Из нависшей над землёй белой перины небес срывались крупные хлопья снега. Сквозь свист двигателей я услышал всхлипывания ребёнка. Заглушив смартфел, я поискал глазами маленького страдальца. У стены кафешки, выращенной в виде кокона или улья диких пчёл, поди знай этих селекционных дизайнеров, я увидел сидящую обхватив колени девчушку, лет десяти. Из-под тонкой шапки, сотканной из термо-паутины, пробивались рыжие косички. Наверное, даже во времена потомков нынешнего человека, этот архаичный способ укладки волос всегда будет популярен, особенно среди детей.
Оторвав веснушчатое лицо от пропитанных слезами брюк, девочка произнесла:
– Здрасьте, – и всхлипывая, принялась вытирать лицо растянутыми рукавами зеленой кофты из той же термо-паутины. На кофте я заметил шеврон в форме касающихся лучами звёзд.
– И почему принцесса плачет?
– Это пройдет, дяденька, такое бывает, – громко шморгнув носом ответила девочка.
– И часто такое бывает?
– По разному, иногда я не плачу очень долго, а иногда…, иногда каждый день. Меня Гердой зовут.
– Так ты, наверное, брата ищешь, или на северный полюс собираешься идти, – я попробовал развеселить девочку.
– Не смешно, дяденька, – посмотрела она на меня серьёзно, – я по папе скучаю.
– Твой папа космонавт?
– Он улетел в первой межзвёздной, и он вернётся, ведь он обещал. А папа всегда держит слово. – В её голосе звучала уверенность, могущая с лёгкостью перевернуть Землю.
– Давай я тебя провожу в интернате тебя, поди, заждались?
– Провести меня…, – она умолкла на миг и продолжила с особым достоинством, – провести меня можно. – Я протянул руку, и мы зашагали по извилистой дорожке, топча молодой снег, пушистой шубкой, ложащийся на полипон.
Едва мы шагнули за живую изгородь вечнозелёных генжерных кустарников, как к нам подошёл дроид-гном, облачённый, для пущей убедительности, в зимнюю одежду подгорного племени:
– Герда, мы уже стали волноваться…, – начал было он.
–А нафига ты оделся, ты же не мёрзнешь? – Огрызнулась Герда. – Да и можно подумать ты ни отслеживаешь меня по импланту, – проворчала девочка и обратилась ко мне:
– Простите, дяденька, у меня закончилась большая перемена, я пойду, да, кстати, как вас зовут?
– Аркадий.
– Аркадий, а дальше? – Она вынула из кармана два шарика леденцов, оранжевый оставила себе, зелёный протянула мне.
– Благодарю, Аркадий Борисович, фамилию тоже называть?
– Нет, я не люблю к людям по фамилии обращаться, тогда до встречи, Аркадий Борисович, – подошвы сапог Герды ретиво застучали по полипону школьного дворика.
– Милейший, не подскажешь, а где её мама?
– Разумеется, подскажу, – поправляя золотистую пряжку, стягивающую тулуп, сказал гном-дроид. – Я знаю обо всех воспитанниках интерната, такая моя работа.
– Да, да, да, ты молодец и всё же ближе к делу.
– Её мать, работала в группе по созданию криокамер долго сна второго поколения.
– А, как же, помню, их же поставили на борт корабля второй межзвёздной.
– Вы прекрасно осведомлены, так вот к тому моменту отец Герды уже летел навстречу неизвестности. В тот роковой день её мама оказалась внутри не откалиброванной камеры, запрограммированной на 223 летний сон. В общем, её коллеги побоялись пробуждать её раньше,