Было это ни давно, ни недавно. Ни далёко, ни близко. А в том самом королевстве, где король по улицам голым гуляет, по лесам разбойнички шныряют, и в стойлах коровы по человечески разговаривают

Говорить-то эти коровы умеют, но при людях помалкивают: мало ли, сболтнешь что умное – а хозяин обидится. Люди ведь в том королевстве сплошь неученые, словом: ни бэ, ни мэ, ни кукареку.

Однако жила в одном селении девушка, звали ее Эльза. И славилась она не красотою, а своим необычайным умом.

Вот у простых людей мысли то блохами скачут, то табунами несутся. А у Эльзы – другое дело: мелькнет мысль – и уже вторую подтягивает, вторая – третью подгоняет, третья – четвертую оседлала, и понеслось! Недаром к Эльзе за советом со всей округи шли: на любой вопрос у нее – десять ответов.

А по соседству с мудрой Эльзой жил Ганс, ну дурак дураком! В его голове сроду ни одна мыслишка не задержалась. Однако же Ганс и Эльза, которых разделял лишь забор их огородов, ладили меж собой по-соседски с самых младенческих лет.

Где ум – там и большое хозяйство. Матушку Эльзы давно Бог прибрал, так что работать девушке приходилось не покладая рук.

В то утро с рассветом на скотном дворе богатого дома Эльзы как обычно закричал петух, заворковали голуби, закудахтали куры, замычала корова, загоготал гусь.

А в бедном доме Ганса стояла тишина. Матушка его овдовела уж много лет как.

– Эльза! – это ее отец кличет, проснулся, значит.

Эльза в огороде – крадется вдоль забора. На ней рабочий передник, волосы под чепцом, а в руках кувшин с молоком.

– Ганс! – это его матушка зовет, сварила картошку на завтрак.

А Ганс, зевая и потягиваясь, идет с другой стороны забора, отодвигает в сторону деревяшку и принимает из рук девушки кувшин.

– Доброе утро, Ганс.

– Здравствуй, Эльза, – улыбается парень, хоть он и глупая башка, да краше его во всем королевстве нету, – Как спалось?

И Ганс начинает большими глотками пить молоко: бульк, бульк. А Эльза будто ждала его вопроса.

– Опять глаз не сомкнула.

– Опять?

Ганс хоть и слышал каждое утро одно и то же, все-таки удивился. Ведь сам-то он засыпал быстро. Хлоп на подушку – и сразу в храп.

– Как подумаю – вот она я, вот мой дом, вот моя кровать, вот мой гребешок, которым я каждый раз расчесываю волосы. Вот моя свечка. А ну как я ее задую… – вздыхая, говорит Эльза.

– И?

– А ну как лягу спать…

– Ну?

– А ну как усну крепко-крепко…

– Ох! – Ганс так увлекся, слушая Эльзу, что последние струйки молока потекли по его подбородку.

– И кто знает – когда я проснусь, буду ли это опять я… – говорит Эльза и передником утирает лицо Ганса.

– Ох, ну, Эльза, ну ты и… умная! А я бы ни за что не додумался… Надо же… Сплю каждую ночь так, что стены трясутся… И ни разу не подумал – я это просыпаюсь, или уже не я…

И тут снова доносится отцовский крик:

– Эльза!

Эльза быстро берет у Ганса опустевший кувшин и шепчет ему быстро-быстро:

– Хорошо, что ты молоко выпил. А то постоит – прокиснет… прокиснет – а есть простоквашу некому… а буду делать творог – налетят вороны… а налетят вороны – накаркают беду… а…

– Эльза! – крик отца все ближе.

– Здесь я, батюшка!

Эльза бегом несется вдоль забора, выбегает с огорода, заскакивает во двор. Отец на крыльце стоит, лицо полотенцем утирает – умылся

– Ты опять всю ночь свечку жгла? – ворчит отец, – Не напасешься!

– Ой, батюшка, не браните меня! – вздыхает Эльза, – А если б я уснула, да так крепко, что утром бы себя и не узнала, как бы вы поняли – я все еще Эльза – ваша дочь, или другая…

– Ох, и умная же ты, Эльза, – говорит отец, – Только вот из-за твоего большого ума никто тебя замуж-то не возьмет. Ладно, солнце уже поднялось, ты корову подоила?

– Подоила.

– Кур накормила?

– И кур накормила, и козу на лужок отпустила, и коня на реке помыла… Ой!

– Что с тобой? – пугается отец.

– Ой! Ой-ой-ой! – хватается за голову Эльза, – Козу-то я на луг отпустила… А вдруг она там одна загрустила? Лежит на траве, скучает, того гляди – отощает!

– Тьфу ты, пропасть, слышать больше этого не могу! – говорит отец и уходит в дом.

Эльза снова печально вздыхает – и только-только собирается думать, отчего батюшк