Игра на вылет

Игорь Васильевич Кохановский

Игорь Кохановский – человек в своём роде легендарный. Родившись в Магадане, где его отец «морячок, делавший революцию» работал одно время в системе «Дальстроя», он вырос в Москве. В школьные годы играл в хоккей, тренируясь у знаменитого спортсмена Анатолия Тарасова; сидел за одной партой и дружил с Владимиром Высоцким, которого научил играть на гитаре и который посвятил ему 5 своих песен (самая известная – «Мой друг уехал в Магадан»); закончил МИСИ и работал прорабом – строил московский микрорайон Химки-Ховрино; сменив профессию инженера на журналиста, четыре года работал в газете «Магаданский комсомолец»; прославился как автор множества песен, исполненных и исполняемых звёздами советской и российской эстрады… Биография его так полна событий, что о ней невозможно поведать ни в коротенькой аннотации, ни даже в объёмном очерке… Но, кажется, Кохановский – один из тех, кто «от жизни никогда не устаёт»: чувства его живы, реакции на происходящее по-юношески свежи и непринуждённы. Его лирика с семидесятых годов до нынешнего времени являет пример непосредственности, естественности, даже разговорности, но за её простой и бытовой интонацией – огромный опыт и высокая культура стиха.

Кохановский – один из славной плеяды московских городских лириков-семидесятников, с годами становящийся всё откровеннее, яснее и милосерднее. Такого собеседника сегодняшнему читателю остро не хватает. Поэмы Игоря Кохановского – отличный пример сопротивления казёнщине, пошлости, зверству; в них есть благородство, открытость, прицельная точность слова. Именно об этом свидетельствуют 15 поэм, вошедших в данный сборник.

Игорь Васильевич Кохановский

Игра на вылет

Светлой памяти Ирины Лемановой —

Лилит XXI века

© «Пробел-2000», 2020

© Кохановский И.В., 2020

Наша связь

И.Л.

С вашим уходом из жизни

мне вспомнилась вдруг вся жизнь

в интимных сюжетах капризных,

таивших судьбы сюрприз.

Когда оглянёшься строго

на чувств промелькнувших разброс,

то видишь, что так немного

влюблённостей в прошлом сбылось.

Разовые интрижки,

как говорится, не в счёт,

ходок таких делишки

чувства не знали улёт…

Когда-то в юные годы

влюблённость была – мой код,

и этого кода аккорды

озвучивали полёт

юности, что парила

на крыльях, лёгких, как пух,

его потом память хранила,

внеся в греховный гроссбух.

Сегодня, листая страницы

гроссбуха безумства дней,

я, как сейчас, вижу лица

одно другого милей.

Я только в красавиц влюблялся,

всем прочим их предпочтя,

вкус флирта вкушая, как яства

вкушает уже не дитя.

Но почему-то влюблённость

вдруг таяла без следа

и уходила в ту область,

где новых встреч череда

звала в неизвестность страсти,

где близости новизна,

забыв про интрижек напасти,

шаманила, как весна.

Впервые меня влюблённость

накрыла, как моря волна,

даруя чувств окрылённость

и жаркие ночи без сна…

…У нас было целое лето,

и море, и Макопсе,

где наши два силуэта

сливались в соитья красе.

И вдруг разбежались под осень,

умытую грустью дождей…

Краса разбивалась оземь

обыденностью ночей…

А ведь, признаюсь честно,

знал, как озноб на ветру, —

если не будем мы вместе,

я тут же сразу умру.

Но всё обернулось лажей,

надоевшей душе моей…

Похожее не однажды

мне встретится в промельках дней…

…Потом был марьяж марокканки…

Друзья называли так

тебя за твой нрав хулиганки,

за смуглость и резкость до драк.

Давнишние печали…

Я был той ночью с другой,

но ты появилась случайно,

устроив мне мордобой.

Разодрала мне в клочья

свитер крутой фирмы? …

После той памятной ночи,

конечно, расстались мы.

…Потом была прелесть-татарка,

взбалмошная, как бес,

яркая самка-дикарка,

до жути любившая секс.

Она была супермоделью.

В американском турне

престиж наш всего за неделю

поднялся с ней, как на волне.

В журнале «Америка» вскоре

был снимок: показ наших мод,

и к ней, как к богине в фаворе,

зевак сброд ликующий льнёт…

…Потом была фея степенства,

и в письмах на Колыму

она рисов