На изнанке чудес

Если никогда не пойдёшь в лес,

с тобой никогда ничего не случится,

и твоя жизнь так и не начнется.

Кларисса Пинкола Эстес

1. Вести из леса

В глазах черного кота рушились и созидались миры.

Чтобы случайно не угодить в какой-нибудь из миров, Пелагея отвела взгляд и уселась за вязание. Крючок в ее руках мог вполне сойти за волшебную палочку. Оживая, он отмерял собственное время и с запредельной скоростью генерировал цепочки любой длины.

– Твоя очередь, Обормот! – Пелагея подкатила клубок к коту, и тот лениво тронул его лапой. – Так-то лучше! Свяжем с тобой нить, обнесем ею дом, и ни один враг к нам не сунется.

Зависнув в небе хмурой громадой, облака попытались придавить к горизонту красный диск солнца. В глубине непролазного леса отчаянно заверещала птаха. Ждать оставалось недолго.

Нить-оберег не пускает гостей из дебрей, хоть они так настойчиво просятся в дом. И сегодня не пустит.

Пелагея вернулась, когда на Вааратон наползла глухая тень. Затворила окна, заперла засовы, поставила на огонь уютно свистящий чайник. Кот Обормот запрыгнул на печку. Там он свернулся меховой шапкой и приготовился ловить и нанизывать на усы зыбкие сны.

Но только он прикрыл глаза, как входная дверь задрожала. Затряслась, зашелестела бисерная занавеска между гостиной и кухней. Закачались над окном букеты сухих трав.

– Ну и кто это в такой час? – обернулась Пелагея. – На сквозняк не похоже.

Дверь дрогнула снова. Снаружи, во враждебной тьме, голодный зверь выпустил когти. Рано или поздно древесина поддастся. От когтей в двери останется дыра. И тогда зверь проникнет в человеческое жилище.

Выгнув спину, кот испуганно зашипел. Нет-нет, нельзя бояться! Они чувствуют страх. Они питаются твоим страхом, а потом берут пищу из рук. И ты меняешься навсегда.

Шурша многоцветными юбками, Пелагея решительно направилась к двери.

– Уходи! Здесь тебе не рады! И еды у нас нет!

Зверь перестал скрести, вздыбил спутанную шерсть и шумно завозился на крыльце. В непроглядном мраке ночи застонал на ветру дикий лес.

– Не бойся, Обормот! – громко сказала Пелагея. – Дом не даст нас в обиду. Мы под надежной защитой, так и знай.

Любопытство и жажда перемен слишком долго держали ее в своей власти. Влекли за подернутый дымкой горизонт, туманили разум впечатлениями и уводили всё дальше от родных краёв.

Пелагея вечно куда-то бежала, и время бежало вместе с ней, странным образом отдаляя старость. Иногда чересчур быстро, а иногда – в периоды болезней и затяжных переправ – замедляясь на века.

Частички своего сердца Пелагея оставляла то у подножия зеленых гор, то у берегов полноводной реки, то на самом краю кипящей бездны. И едва не растеряла себя совсем.

А когда спохватилась, взяла билет на первый корабль до Вааратона и приплыла на родину. Тут-то и выяснилось, что она здорово отстала от жизни.

Лес вокруг дома сделался выше, гуще и таинственней. А за пределами незыблемой лесной крепости установилась власть королей.

Часть городов обросла фабриками и заводами, дымящими, как вулканы. Еще часть стала гордо именоваться центрами науки и искусства.

Портовый город Заневье насквозь провонял махоркой и рыбой. А Сельпелон, вокруг которого желтыми заплатками расположились рапсовые поля, согласился на роль скромного аграрного городка. Но даже сюда добрался прогресс.

Через поля пролегли железнодорожные пути с крикливыми поездами. По дорогам теперь тарахтели безлошадные экипажи. Они сигналили, фыркали дымом и время от времени давили незадачливых пешеходов. В центре Сельпелона гремели концерты какого-то кичливого Грандиоза, а рыночную площадь заполнили торговцы с плутоватым, бегающим взглядом.

У них в сундучках хранились искусственные жуки и бабочки с диковинным механизмом в сердцевине. Заведи такую бабочку – и она начнет порхать, прямо как живая.

Лес глушил уличный гам еще на подступах. Навис над Сезерским трактом неприступной стеной – ни дать ни взять, войско молчаливых стражей. Скрипит красными соснами, воет волками из чащи, жужжит кусачими шмелями. А из глубины, словно чернила, просачивается застоявшийся мрак.

Ночью он густеет, наползает на город кисельн