Назад к книге «Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир» [Шмиэл Сандлер]

ГЛАВА 1

В полицейский участок южного Тель-Авива пришла молодая женщина. Она была вся в слезах и долго не могла говорить. Дежурный следственного отдела лейтенант Кадишман привычно поднес пострадавшей стакан с водой:

– Что с вами случилось, мадам? – вежливо спросил он.

Дрожащей рукой женщина приняла воду и, судорожно отпив глоток, немного успокоилась:

– Меня зовут Елизавета Шварц – сказала она – я живу на улице Жаботинского. Вчера ко мне пришел дедушка…

И снова она ударилась в слезы, бурно переживая постигшее ее несчастье.

– Госпожа Шварц, – сдержанно сказал полицейский, – может быть вам нужен врач?

– Нет, что вы, – испугано, сказала женщина, – мне нужны вы, господин инспектор.

– Тогда возьмите себя в руки и начните все по порядку.

Женщина тяжело вздохнула:

– Вчера кто-то постучал к нам в дверь, я подумала, что это няня (она никогда не пользуется звонком), но когда я открыла – это оказался старый больной человек…

«Надо же, какие подробности» – усмехнулся про себя Кадишман.

– Он сказал вам что-нибудь?

– Нет, но мне показалось, что я уже где-то видела его.

– Может быть, он угрожал вам?

– Что вы, напротив, он смотрел на меня очень ласково.

Кадишман удивленно вскинул бровь:

– Но что привело вас в такое состояние, мадам?

– Видите ли, он все разглядывал меня и молчал и это мне не понравилось.

– Как долго вы молчали?

– Минуты две, потом я спросила:

– Что вам угодно, господин? – Но он не ответил мне и показал на шрам, пересекавший его бледное лицо.

– Давайте опустим художественные детали, – поморщился Кадишман, – итак, он указал вам на свой шрам?

– Да, и я вспомнила кто это.

– Может быть, поделитесь воспоминаниями, мадам?

– Такой шрам был у моего деда. Я узнала его.

Женщина по инерции всхлипнула и лейтенант, боясь нового взрыва рыданий, поспешно протянул ей стакан.

– Чем уж так насолил вам родной дедушка, что вы не можете говорить о нем без слез?

Взбалмошные дамочки, подобные этой, обращались в полицию по совершенным пустякам.

– Он вошел в прихожую, – продолжала Елизавета, – внимательно оглядел ее и вышел.

– Госпожа Шварц, – напомнил Кадишман, – люди, тем более близкие, имеют обыкновение входить и выходить из прихожей…

– Я знаю об этом…

– Но почему вас это так взволновало?

Кадишман не мог взять в толк, чего, собственно, от него добивается эта нервная дама.

– Видите ли, мой дедушка умер много лет назад, – угнетенно сказала дама, наблюдая, как у лейтенанта вдруг перекосило лицо.

ГЛАВА 2

30 марта 1998 года Василию исполнилось двадцать шесть.

В двадцать лет он стал чемпионом Израиля по боксу и отправился в Америку искать счастья на профессиональном ринге.

Его первый бой широко рекламировали все еврейские организации США, и проходил он в знаменитом Медисон-сквер-гарден, знавшем боксеров куда более именитых, чем Вася. Одна из газет, издаваемая в Лос-Анджелесе на идиш, восторженно сравнивала его с библейским Самсоном и предсказывала блистательную карьеру на поприще профессионального бокса. Увы, всем этим прогнозам не суждено было сбыться. В первом же раунде, получив сильнейший апперкот правой от более техничного чернокожего боксера, Василий навсегда оставил большой ринг и неожиданно для всех женился на дочери бывшего академика, которая настояла на том, чтобы он занялся бизнесом. Именно с этого знаменательного события начались все его неудачи.

Пробуя себя сначала в качестве владельца рыбного ресторана, а затем оптового поставщика туалетной бумаги, Василий быстро спустил состояние своих родителей, развелся с высокородной супругой, к которой перешла вся его скромная недвижимость.

Академик тяжело принял развод единственной дочери, считал зятя жалким продуктом постмодернизма и не сомневался в том, что «По этому прохвосту плачет каталажка»

На израильском ринге Васе не было равных, но зарабатывать на жизнь в качестве любителя нечего было и думать. У него был неплохо поставлен удар справа и это позволило ему некоторое время подрабатывать вышибалой в одном из ресторанов южного Тель-Авива. Однажды, повздорив с занудливым клиентом, усомнившегося в коше?рности поданной ему свинины, он не рассчитал и блестящая