ГАСТРОЛЕР
«Дон Кихот… Это был такой рыцарь. Он был одет в железный панцирь. Он Дон Кихота защищал от всяких царапин…»
Маша Иванова, 8 лет
Глава 1
Убаюканный завыванием ветра, Благовещенск спал крепким сном. Он был загадочен, он был благообразен. Россыпь огней посреди черного океана, еще одна пахнущая персидскими самоцветами сказка. Вид ночных городов всегда идилличен. Во всяком случае, сверху и на приличном расстоянии. Как лицо женщины в полумраке…
Темное поле аэродрома убегало в вечность, и никаких автобусов им подавать не собирались. Мыслилось, вероятно, что дистанция невелика, и никто из пассажиров не обезножит, если доберется до здания аэровокзала на своих двоих. Тот незначительный нюанс, что за бортом минус тридцать два, никого не тревожил. Судя по всему, народ здесь обитал крепкий, на нервы и здоровьишко жалующийся крайне редко. Кутаясь в воротники и шарфики, прямо от самолета пассажиры бодро припустили к желанному теплу. Ногами работали от души, и в предположениях своих аборигены не ошиблись. Никто из прилетевших не свалился на полпути, не подвернул ногу и не обратился в ледяную статую. Просто не успели. Мороз подгонял, заставлял греться скоростью. Оставшийся позади лайнер, усталая птичка из серого металла, апатично созерцал, как неуклюжим пузатым жучком-навозником сбоку подбирался автозаправщик. Птичку собирались кормить – и отнюдь не навозом, и птичка не возражала.
Черноволосый смуглый гигант с рельефным итальянским носом, стряхивая с груди снег, вошел в зал ожидания, с любопытством огляделся. Стоптанные волчьи унты, видавшие виды дубленка, по-детски блестящие глаза. В клубах пара за вошедшим продолжали вваливаться пассажиры, однако приятелей среди них у черноволосого не наблюдалось. Движением закуривающего дорогую сигару гигант сунул в зубы обыкновенную спичку, по-хозяйски заложил руки за спину и неторопливо двинулся по просторному холлу.
В сущности вокзал был самый обычный, однако кое-что обращало на себя внимание. Во-первых здесь не пахло зоопарком и туалетами. Ну не пахло, и все тут! В отличие от Казанского с Ярославским, в отличие от десятков иных памятных пассажиру вокзальных казематов. И данное обстоятельство ему определенно нравилось. Как пришлись по сердцу тишина огромного здания, ухоженность буфетной стойки, степенность, с которой вели себя местные бомжи. Таборной сумятицы никто не устраивал, в самых причудливых позах бродяжки бодрствовали и дремали, используя все мало-мальски плоские и теплые поверхности. К деревянным решеткам парового отопления угадывалось даже некое подобие очереди. Соннолицый молоденький милиционер, по возрасту еще мальчик, по обязанностям уже муж, помахивая шлангом-дубинкой, прохаживался вдоль касс, искоса поглядывая на обтрепышей. Судя по всему, здесь предпочитали жить в мире и ладу. Милиция бродяг не тиранила, последнего ночлега не лишала, – те в свою очередь не бузили, блевать деликатно бегали в туалет, не курили и не воровали. Да и то сказать – этим приверженцам уличной романтики было не до того. Как и все прочее человечество, ночью они мечтали о сне. Может быть, забываясь в радужных видениях, они становились на время полноценными гражданами своей горячо любимой родины. В том и прелесть нашей дремотной жизни – уснуть удрученным, а проснуться счастливым.
Черноволосый пассажир засмотрелся на мужичка лет сорока-сорока пяти, сидевшего на корточках у стены, с болезненным наслаждением выковыривающего из ушей золотушные коросты. Экспонат показался ему любопытным. Оттопыренные красные уши, соломенные, давно не мытые волосы, замызганная шапка-ушанка, лихачески сдвинутая на самую макушку. Впрочем, возможно, никуда ее не сдвигали, шапка попросту была мужичку мала. Головой бездомный экспонат обладал несоразмерно большой. Такая вполне могла украсить плечи академика или министра, для рядового благовещенского бомжа она была явно великовата. На миг оторвавшись от своих корост, головастый бомж бросил пытливый взгляд в сторону коллег, бдительно нахмурился. Очередь на комфортную решетку время от времени чуть продвигалась. «Собратья» внимательно следили друг за дружкой. Порядок здесь, суд