Ярко-серый
Валентин Беляков
Представьте мир, где все люди рождаются любого цвета радуги. Каково будет в этом мире родиться серым? Положение в спектре: от аристократического красного до плебейского фиолетового, определяет положение человека в обществе и всю его дальнейшую жизнь. Юный Внекаст – сын красных родителей – родился серым из-за редкой мутации и теперь обречён на судьбу изгоя. Ему придётся столкнуться с непониманием, отчуждением, а иногда неприкрытой ненавистью и страхом. Гимном его жизни станет протест. Против Академии, где Внекаста запихнут в фиолетовый класс (к счастью, с возможностью перехода). Против снобов высшего света, против всей системы двух миров: Леталики и Виоленсии. Несмотря на это он сумеет найти настоящих друзей: бунтаря-рокера Инди из касты синих и застенчивую смышлёную Лаймию, а также истинную любовь. Внекасту придётся отправиться на Леталику и раскрыть её древние тайны. Удастся ли ему найти место в мире и не погубить близких в водовороте своей борьбы?..
Глава 1. Его рождение.
…Я предусмотрела все возможные исходы. Ещё несколько месяцев назад мы с Киновером выбрали имена: и для девочки, и для мальчика. Когда ситуация определилась, остались только мужские имена.
Мысли мои расплывались, набегали друг на друга, путались под действием наркотика, но это гораздо лучше, чем испытывать страдания. О чём я?.. Ах да, имена. Имена, имена. Рассчитываю я, разумеется, использовать какое-нибудь красненькое имечко, но не банальный Кратер или Рубирт. Мы с Киновером сошлись на имени Рушель (или Рушельта, если будет девочка, но это уже не актуально).
Если оранжевенький, то Апфель (не Фоксер же, право слово). А если уж жёлтый… От этой мысли я слегка дёрнулась. Но нельзя отвергать и такой возможности. В глубине души я понимала, что жёлтого тоже буду любить, ведь я всё-таки его мать, и это мой священный долг! Что ж, жёлтого назовём Гелбертом. Да-да, Гелби – неплохое имечко для неплохого ребёнка.
Единственное, о чём я сейчас волновалась – это цвет. Ведь здоровье ребёнка можно исследовать ещё в утробе, но цвет остаётся загадкой до последнего мгновения. Однако мне, пожалуй, не о чем волноваться: весь срок я питалась исключительно пищей тёплых оттенков, принимала солнечные ванны… Ой, а вот это немного больно. Лишь иногда смутные ощущения возвращали меня в реальность, а в остальное время я хоть и чувствовала, как что-то сжимается, сочится и иногда даже рвётся, всё происходило будто не с моим телом.
В следующий раз из наркотической грёзы меня вырвал встревоженный голос Киновера, всё это время преданно державшего мою руку:
– Почему вы так смотрите?! С ним всё в порядке?!
Я сфокусировала зрение, чтобы разглядеть лицо врача, маячащее возле койки жёлтым пятном. Оно выглядело встревоженным, рябые щёки неприятно лоснились.
– Да-да, малыш здоров. Какой интересный оттенок… Никогда не видела ничего подобного…
– Какого он цвета?! – почти выкрикнула я, приподнявшись и вцепившись ногтями в кисть Киновера.
– Проклятье, дай ему хотя бы начать дышать! – непривычно грубо осадил меня тот.
– И-из-за вашей оранжевой крови сложно понять. Кажется зелёный… Или с-синий… – она посмотрела на меня, состроив мерзкую виноватую мину.
– Синий!.. – со стоном воскликнула я, бессильно повалившись навзничь.
Послышался шлепок. Первый крик. И спустя какое-то время – второй крик, на этот раз, доктора. Я снова присела, вгляделась в младенца, которого она аккуратно обтирала дрожащими руками: голого, сморщенного… Серого!
Сначала я подумала, что у меня помутилось в глазах от потери крови, что у меня бред из-за обезболивающего, всё что угодно, только не…
– Вы… Хотите от него отказаться? – осторожно спросила женщина-врач, – я могу принести необходимую форму.
– Нет, – твёрдо ответил Киновер.
– А Вы, леди Каро?
– Й-я?.. – я растерянно заозиралась, словно надеясь найти в этой слепяще-белой комнате хоть какую-нибудь подсказку, – Н-наверное, тоже нет…
– Вот и хорошо! – ободряюще улыбнулась акушерка, – тогда можете взять Вашего малыша.
Она поднесла ко мне вплотную эту странную, неестественную человеческую личинку и вложила её в мои ослабевшие руки.