ТИТАНИК

Я спрашивал себя много раз:

есть ли в мире такое отчаяние,

чтобы победило во мне эту исступленную

и неприличную, может быть, жажду жизни,

и решил, что, кажется, нет такого.

Федор Михайлович Достоевский, «Братья Карамазовы»

фреска первая

ЭРЕБ

«я не верю в то что нас будут клеймить невидимыми клеймами следить за нами неслышно приказывать нам чтобы мы делали это и то нет мы не поддадимся внушению мы не будем выполнять приказы хотя вот в армии приказы выполняют солдаты а мы кто разве мы солдаты а может быть и солдаты просто мы не знаем что мы солдаты я не хочу быть солдатом но мне приказывают иди вперед и я иду вперед так надо мы все всю жизнь делаем что надо а не что хотим»

ИРА

«Ночь. Холод. Пыль миров. Молюсь на красоту…»

Ночь. Холод. Пыль миров. Молюсь на красоту

Звенящих стрел… седых полночных зарев…

Земля еще плывет. И на ее борту

Слепящей позолотой: МЕНЕ, ТЕКЕЛ, ФАРЕС.

Так больно мне. Мой дом! О, где там Валтасар…

Завален мясом стол, залит вином… не вижу…

Лишь вижу на полмира – надо лбом —

небесный тот пожар,

Горячая звезда все ближе, ближе, ближе.

Ко рту он поднялся, индиговый туман.

Волны топор летит. И берега кренятся.

Титаник мой вопит. Молчит мой океан.

И не помянут нас. И не запишут в святцы.

Ни Библия-Коран… ни Шива, пляской пьян…

Ни свечкою – гадалка над картежной пастью…

Я вижу эту ночь. Хрипит мой океан.

Земля еще плывет. Обманываясь: в счастье.

Штиль. Ночь

Тишина. Это штиль. Это полный штиль.

Это невыносимо. Залеплен слух

Тишиной. Наша жизнь – легенда и быль.

Океан, и над ним летит птица Рух.

Ни тире. Ни точек. Ни вздрога волны.

Эта азбука Морзе… молчи, дитя.

Это только сны. Подводные сны.

Проплывают мимо, плавниками светя.

Мои руки, улыбку, сердце, ступни

Кровеносные водоросли оплетут.

Толща вод. Водяные лилии-дни.

Я со дна шепчу вам: я жива, я тут.

Отбиваю сердцем точки-тире.

Белый шум. Синий шум.

Дрожь черной свечи.

В Марианской впадине, в черной дыре

Я – антенна. О помощи не кричи.

Слишком яркая артериальная кровь.

Слишком вечно мы между звезд плывем.

Океан – это просто расстрельный ров.

На краю обнимемся – мы, вдвоем.

Неужели все кончено? Грохот внутри.

А снаружи – клятая тишина.

Утонула я, а плыву, смотри,

Среди рыб златых никому не нужна.

В океане, среди прилипал и звезд,

Может, тихо, бормотно – все началось?

В мою правую руку – по шляпку гвоздь.

В мою левую руку – по шляпку гвоздь.

Эти гвозди, заклепки, шурупы, болты…

Льдяный коготь клеймит обшивку насквозь.

Ты молчишь, океан. Значит, нам кранты.

Не скрипит гнилая земная ось.

Хруст: ломаются кости. Ржавая сталь

Разымается. Тонет в густой тишине.

Скрежет: лед уходит в немую даль.

Белый бинт замотает мой крик на дне.

Затолкают мне в глотку белую бязь.

Марлю резко швырнут на пирушкин стол:

Ты, утрись!.. А я еще не родилась.

Мой корабль на дно еще не ушел.

Вот минога с лимоном. Утка в яблоках вот.

Осьминоги пальцев ползут по столу.

Услади напослед копилку-живот.

Кьянти – в рот. Халдей хохочет в углу.

Музыканты! Эй! Корабельный оркестр!

…все уснули. Могильная, ртутная тишь.

А на дне, слышишь, нету свободных мест.

А на дне, слышишь, там никогда не спишь,

На безвинную, тинную явь обречен.

Ты все знаешь там. Да! Всех червей и рыб.

Да еще плывет твой железный челн.

Да еще в каюте – неслышный всхлип.

Это плачу я. Отраженье мое:

Там, в полночном зените, на синем дне.

Тишина. Перед зеркалом – сдернуть белье.

Мой корабль парит в зеркальном огне.

Я во времени гиблом отражена —

Оголясь, в панталонах, смешных кружевах.

Все уснули. Пачулей дух. Тишина.

Я напрасно смехом побеждаю страх.

Где-то в яме трюма, в огнекрылом аду,

Пьяно хлещет вода в железный бокал.

…на колени перед зеркалом упаду:

Жить оставь! Никто гибели не искал.

Еле слышно, бессонно земля дрожит.

Еле слышно, смешливо дрожит вода.

Тишина. Господь берет жизнями мыт —

За доставку груза в никуда, навсегда.

Белизна

Я белая.

Ночью замешено т