Назад к книге «Записки Prostitutki Ket, или Я знаю, каков ваш муж в постели. Переиздание» [Екатерина Безымянная]

Часть 1. Продлевать будете?

Георгий

Ну, признавайтесь, кто же там у вас живет?

Нежнейший Иннокентий?

Брутальный Александр?

Хитрый Яков Соломоныч?

Застенчивый Витюша?

Или, может быть, Антон?

* * *

…Я уже разделась, разложила резинки, смазку, и села ждать.

Он – полненький коротконогий колобочек, слегка дрябловатый и жизнерадостный, уже десять минут плескался в душе, фыркая там так, что слышно было даже в комнате. И когда я уже почти устала ждать, он, наконец-то, вышел ко мне. Конечно, совсем голый. Под пухленьким животиком болтался махонький и безобидный корешок. Колобочек задержался ненадолго в центре комнаты. Постоял. Подумал. Подмигнул.

Принял страшно гордый вид, мол, «как я, зацени», блеснул глазами, и…

Цыганочка с выходом! Хватайте билеты!

Он согнул руки в локтях, поднял их вверх, почти на затылок, кокетливо склонил голову набок и сделал три-четыре трудноописуемых движения. По кругу. Тазом.

Тыдынц! Тыдынц!

Я потрясенно молчала.

Колобочек принял озадаченность за восхищение и решил усилить эффект.

Он подошел ко мне, взял в руку своего уставшего и безучастного гусара, помахал у меня перед носом и на полном серьезе сказал:

– Знакомься, это Георгий.

И, обращаясь уже не ко мне – к нему:

– Георгий?

«Спокоойно, спокооойно, Кать!» – сказал мой внутренний голос, прыснул и уписялся.

– Привет, Жорик, – поздоровалась я, отмахнувшись от голоса и постаравшись сохранить почти серьезный вид.

– Ну нееет, – обиженно сказал Колобок, и уточнил, – он не Жорик, он – Георгий.

– Ладно, – я подняла руки, сдаваясь. Потом подумала, что дурковать – так дурковать, и спросила:

– Ну что, Георгий, познакомишься с Валюшкой?

И показала Георгию сиську.

Георгий молчал. Ни мне здрасьте, ни нам комплимента. Очевидно, он был не воспитан.

– Мы с Георгием хотим, чтобы было хорошо, – зачем-то сказал мне Колобочек и ласково потрепал его за холку.

Впрочем, вскоре оказалось, что насчет «мы» он слегка погорячился.

Дело в том, что Георгий, хоть и поначалу подскакивал довольно бодро, но оказался законченным нудистом – любая попытка приодеть Георгия в модный плащик заканчивалась полным крахом. Он капризничал, сникал и строил привереду.

– А может, так, без всего? – с надеждой спросил Колобок

– Нет, – сказала я серьезно. – Моя Татьянка так не принимает.

Колобок посмотрел на меня странно, задумался и спросил:

– В смысле? Какая Татьянка?

– Ну как… – неопределенно пожала плечами я. – Такая… Татьянка.

Он подзавис.

– Ну, хочешь, давай рукой, – перезагрузила я его.

– Не надо, – засопел он, – если рукой, то тогда я лучше сам.

– Ну, Георгий, давай, ну чего ты, – ныл Колобок через десять минут, страшно скручивая голову несчастному Георгию.

Жорик психанул и объявил нам всем бойкот.

– Эээх, Георгий, подвел ты меня, – тоскливо сказал Колобочек, вставая с кровати, когда час закончился. – И тебе не стыдно?..

Георгий понуро молчал.

Мой внутренний голос валялся и рыдал.

* * * * *

Извечная мужская мулька – давать своим пиписькам имена.

Не знаю, почему так, но встречаю часто.

Я общалась с Супермэном (он был действительно хорош), поднимала к бою Максимку, однажды говорила с суровым крупным Валентином (ооо, как он был умен!), а как-то долго объясняла апатичному Кириллу, что правила этикета предписывают вставать при дамах.

Кирюша, правда, оказался совсем не джентльменом.

Мужчины страшно любят своих мальчиков, гусаров, бойцов и одноглазых змеев.

Иногда настолько, что я даже думаю, что и женщина им нужна исключительно для того, чтобы похвастаться сокровищем.

Порноакробат

Я думаю, порнуху надо запретить. Она пагубно влияет на неокрепшие умы.

Ну или, допустим, разрешить, но только после медкомиссии. У психиатра.

И чтобы справку выдавал: «Сим удостоверяю, что пациент действительность воспринимает адекватно, допущен к просмотру фильмов формата ХХХ».

Нет, ну действительно, они ж насмотрятся, и начинают воплощать. И слишком удивляются, что в жизни все не так.

Приходит штрих. Ну так, штришок. Типок пренеприятнейший, высокий, лысый и худой. Очки, глазища за очками – блюдца. И почему-то дрожат руки. То ли от нетерпения, а то ли оттого, что на жи