Назад к книге «Там, куда я ухожу» [Александр Варенников, Александр Викторович Варенников]

Там, куда я ухожу

Александр Викторович Варенников

Лето 2008-го. В нескольких регионах страны совершены жестокие убийства. На первый взгляд между жертвами нет ничего общего. К делу подключается капитан милиции Даниил Некрасов. Он оказывается буквально вырван из отпуска обстоятельствами, у него возникают разногласия с возлюбленной. Им вместе приходится колесить по стране и в итоге спасать бывшую жену главного героя. К делу подключаются сотрудники милиции из разных регионов. Раскрывается страшное прошлое отца Даниила и причины катастрофы самолета в 86-м году. Удастся ли ему защитить своих близких и выжить самому? Содержит нецензурную брань.

СССР-75737

Ранее июльское утро на семидесятой параллели было наполнено безбрежным покоем. Ветер, непривычно медлительный, будто похмельный, редкими порывами колыхал тюлевые занавески. Томный свет. Привычные, едва различимые запахи. Все это так резко контрастировало с душевным настроем Сергея Валентиновича.

Все ночь ему снился тягучий, мерзкий кошмар, оттого он проснулся в холодном поту. Долго смотрел на спящую рядом жену; на то, как лучики солнца ласкают ее нежную кожу, ее волнистые волосы. Так и не смог вспомнить, что же стало причиной тревожности. Ночной кошмар растворился в утренней дымке, что над бесконечными просторами тундры. Но чутье подсказывало Некрасову, что кошмар еще вернется.

Было пятое июля одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

В половине восьмого утра Сергей Валентинович уже сидел за рулем «уазика», припаркованного во дворе дома. Он снял фуражку, чуть расслабил галстук. Посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Попытался представить, что смотрит на другого человека. Хорошо знакомого ему человека, но все же слишком закрытого, слишком молчаливого порой. Летчик «Аэрофлота», командир, налетавший уже добрый десяток тысяч часов. Ему предстоит очередной рейс в Магадан и обратно. Но отчего закрался под кожу страх? Глупо, братец, думать о том, что твои ночные кошмары могут преследовать тебя наяву. Оставь это для писателей и киношников. У тебя работа слишком серьезная, чтобы тратить нервные клетки на такие глупости. Пора ехать в аэропорт.

Провернув ключ в замке зажигания, он услышал мерное урчание двигателя. Включил первую передачу. «Уазик» зашуршал колесами по щебенке, выехал на главную дорогу и устремился к выезду из небольшого приморского городка.

Остались позади трубы теплоэлектроцентрали, и черный дым, стелящийся над заливом; корабли на рейде, и сгорбившиеся краны морского порта; пятиэтажки на высоких сваях, где за стенами слышна жизнь других.

«Что слышат наши соседи? Ругань? Редкие слова примирения? Или уже просто тишину? – спрашивал себя Сергей Валентинович, заезжая на парковку перед новым зданием аэропорта. – Смех Даньки. Редкий смех, но оттого он еще дороже сердцу. А ведь заберет же его… заберет его Маша…»

В утренний час в аэропорту было людно. Прибыл борт из Москвы, и пассажиры бурлящим потоком стремились из зоны выдачи багажа, пересекая просторный по северным меркам зал, к выходу. Гремели чемоданы, мужики в кожаных куртках взрывались смехом.

Сергей Валентинович поднялся на второй этаж, где располагалось небольшое кафе. До вылета оставалось чуть больше трех часов, так что он намеревался выпить чаю с лимоном да подумать о своем, глядя из окна на взлетную полосу, наслаждаясь чистым небом.

– Ну, здравствуйте, товарищ командир! – услышал он знакомый голос. Обернулся.

Широков улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. Высокий парень, приятный. Некрасову он был по душе, хоть и знались они не так уж давно – летали вместе без малого полгода. Было что-то в его глазах такое искреннее, отчего даже у Сергея Валентиновича, человека по природе своей недоверчивого, не срабатывал механизм дистанции.

– Вы чего так рано? – спросил Широков, когда они с командиром стояли у прилавка и расплачивались за напитки.

– Да вот дома не сиделось. А ты сам-то чего?

Широков не ответил. Только отмахнулся, вновь улыбнувшись, но теперь уже застенчиво.

Причину своей застенчивости он поведал чуть позже, когда хлебнул кофе и посмотрел в окно, облокотившись на высокий столик.

– Лену я жд