Назад к книге «Иван – царский сын» [Ксения Ветер]

Иван – царский сын

Ксения Ветер

Ваня – обычный подросток, недавно закончивший школу и еще не определившийся со своим будущим. На летней подработке в музее он встречает таинственную незнакомку, которая знакомит его с волшебными проявлениями знакомого Ване мира. Она оказывается Мораной – славянской богиней, пытающейся использовать его в своих интересах. Морана втягивает его в борьбу за влияние между ней и другими влиятельными фигурами волшебной стороны мира. Уже знакомые по сказкам образы – Салтан, Гвидон, Кощей, жар-птица – становятся для Вани опасной реальностью. Он пытается маневрировать между их интересами, спасти себя и свою семью.

Часть II

Глава 1

Его уже начинает подташнивать от стука колес. Ваня до сих пор не может объяснить, как они оказались в поезде – телепортацией, магией, высшей властью – не может и не пытается. Это самый комфортный поезд их всех, какие он мог бы придумать, не видел даже по телевизору – у них у каждого отдельное купе со всего одной спальной полкой, душем, столом, и даже завтрак им подают сервированным по всем правилам – что уж говорить об ужине. Они могут свободно перемещаться по вагону, разговаривать о чем угодно – ничего не понимая, и, с каждым пролетающим за окном километром, Ваня всё больше чувствует себя пленником.

Поезд не останавливается, день за днем, и, с их влиянием и богатством, они бы точно могли позволить себе везти пленников самолетом – несколько часов, а не дней. Перевертыш отвечает на его вопрос, вставая рядом у окна – словно читает его мысли.

– Поезд сложнее всего отследить, – он говорит.

– Почему это? Спутники найдут тебя хоть на велосипеде.

– Рельсы зачарованы. С воздухом или дорогой посложней.

Зачарованы так зачарованы; Ваня вздыхает и продолжает смотреть в окно, на проносящиеся мимо елки. Он не знает, что стало с братьями и Лешкиными друзьями, и беспокойство не оставляет – настойчивым, зудящим червячком. Разъяренные ведьмы, нечисть, Салтан, Морана и тот, новый, пугающий человек – слишком много для электрика и ребят из автомастерской. Телефон отобрали, едва они очутились в вагоне, как и арматуру, и банку с кровью у перевертыша, и сияющий цветок из рук Василисы. Больше они не видели своих конвоиров – одетых в армейскую форму людей в черных масках, успокаивающих не больше, чем бугаи Салтана.

В первое время Василиса даже не притрагивалась к еде, Ваня видел, как проводница – молчаливая женщина с каменным лицом, разносившая им тарелки – несколько раз убирала из Васиного купе остывший ужин. Ваня пытался заговорить с проводницей, спросить, куда их везут, зачем, но с тем же успехом он мог бы пытаться разговорить стену. С Васей немногим лучше. Она не пьяна, не укурена, не смеётся, но соображает заторможено, с трудом фокусируя взгляд. То и дело она натыкается на двери, стол, кровать, и лишь спустя пару дней начинает узнавать Ваню.

– Это ты, – говорит она медленно, хмурясь. – Парень из НИИ.

– Я был охранником, вообще-то, – Ваня оскорбляется. – Работал, не просто так.

Василиса медленно кивает, понимая смысл его слов, и улыбается уголками губ – вымученной, бледной улыбкой. Она вся бледная, под глазами залегли темные круги – хотя совсем недавно Ваня видел её смущающейся, но бодрой аспиранткой. Он не знает, что именно делали с ней ведьмы, но хотел бы казнить их только за это. События ночи то и дело всплывают в памяти, и он смотрит на её поникшие русые волосы и видит другую, ту, Васю – горящую, объятую языками пламени.

– Что ты делал там, в парке? – она спрашивает, тихо, но поддерживая беседу.

Существенным прогрессом в их отношениях с тех пор, как она отказывалась даже говорить своё имя.

– Жар-птицу ловил. Кто же знал, что это ты.

Вася хмурится, обхватывает себя руками, кусая губы, и лицо её покрывается сетью мелких, частых морщин – как от неожиданной, оглушившей боли. Между пальцев её снова – если Ваня не успел сойти с ума сам – бегают язычки золотистого пламени. Слишком много оживших спецэффектов, сошедших с экранов телевизора. Он вздыхает, и кладет руку поверх её ладони. Золотое пламя совсем не жжет; скорее щекочет, стихая от его касания. Приступ стихает, и лицо Васи м