О нем рассказывали многое, но что правда, а что вымысел? Говорят, что это его проклятие, но оно стало и нашим проклятием. Моим, моих сестер, друзей, знакомых и… родителей. Говорят, что он убийца, что он пьет кровь молодых девушек и юношей, чтобы продлить себе жизнь и поддержать в своем теле нечеловеческую силу, обладать сверхспособностями… Что ж. Мне уже все равно. Я сделала свой выбор, и я не изменю решения, хоть и знаю, что подписала себе смертный приговор…

***

– Пойми, она же еще совсем ребенок! – мужчина никак не мог успокоиться и смириться с тем, что его единственная дочь достанется этому исчадию Ада, жившему в старом замке на другом берегу реки. – Она мое сокровище… – он заплакал, не имея возможности больше сдерживать свои отцовские чувства.

– Я не могу тебе помочь, Андре, – наконец-то произнес староста деревни, к которому и пришел отчаявшийся отец накануне жертвенного дня. – Выбор пал на Николь, и если я вмешаюсь… Люди поднимут бунт, Андре, а этого я допустить не могу. Они уничтожат тебя, меня и наши семьи, – ответил он, а у самого сердце кровью обливалось при виде отцовских слез. Он его понимал, знал, как это может быть больно, страшно, невыносимо. – И это еще не все. Неужели ты не понимаешь, какая беда ждет всех нас, если я нарушу договор между нами, людьми, и Графом? Он защищает нас от тех тварей, живущих в лесу. Нас и все деревни в округе. А мы платим ему дань. И ты знаешь все это не хуже меня. Законы были написаны давно, и не мне их менять.

Андре кивнул и вытер тыльной стороной руки слезы с загорелого лица. Жребий пал на его дочь, и теперь он должен лишь смириться с этим. Такова их судьба. Раз в тридцать лет, в жертвенный день, Граф получал плату с их деревни, и отец юной Николь ничего уже с этим не мог поделать.

– Попрощайся с дочерью, Андре, успокой жену. У тебя на это есть еще два дня, – произнес староста, глядя на мужчину глазами, полными понимания и грусти.

– Хорошо, Мартин, – ответил ему тот и медленно побрел в сторону своего дома, где его ждала жена, надеясь, веря. Сегодня он не сможет утешить ее, сегодня он скажет ей, что их милая невинная Николь будет принесена в жертву, как того и требовал закон.

***

В дверь неуверенно постучались. Андре с трудом встал на ноги, чтобы впустить незваного гостя. На пороге его дома стояла девушка, жившая на окраине деревни в стареньком, покосившемся от времени доме вместе с тремя сестрами и бабушкой, которая вот уже неделю не могла встать с постели, сильно захворав.

– Добрый вечер, – поздоровалась она с хозяином дома.

– Не думаю, что вечер добрый, Лисандра, но заходи в дом раз уж пришла, – было видно, что мужчина с неохотой разговаривал с непрошеной гостьей, но и проявить к ней неуважение или грубость накануне жертвенного дня он не мог. Неважно, как ему было плохо, больно или тоскливо, таковы были законы. И Лисандра об этом тоже знала. – Что привело тебя в столь поздний час к нашему дому, дитя? – спросил вновь Андре у нее, садясь за стол и жестом приглашая присесть и ее рядом.

– Я пришла в твой дом и к тебе с предложением, от которого, я думаю, ты не сможешь отказаться. То, что я хочу сказать, может изменить все и для тебя, и для меня.

Мужчина напрягся. Это было видно по его глазам, губам, сжавшимся в узкую полоску, вздувшимся венкам на загорелой шее, по лицу, которое стало очень серьезным и даже каким-то строгим.

– Я знаю, что твоя единственная пятнадцатилетняя дочь Николь стала в этом году избранной… – продолжила тем временем она, тщательно подбирая слова.

– Это все знают, Лисандра, – совершенно серьезно и слегка раздраженным голосом ответил тот. Его глаза слегка покраснели, а венки на шее набухли еще сильнее от напряжения и притока крови. – Позлорадствовать пришла?! – внезапно выкрикнул обессиливший от горя отец, у которого нервы начали сдавать. Он больше не мог сдерживаться и скрывать свои чувства.

Андре довольно резко встал из-за стола и нервно прошелся по комнате. Его жена, услышав голос мужа, поспешила спуститься вниз, оставив в комнате юную Николь, которая никак не могла успокоиться. Она плакала, проклиная судьбу и тот день, когда выбор пал на нее