Назад к книге «Хроника детства маленькой женщины» [Вячеслав Викторович Кочеров]

Хроника детства маленькой женщины

Вячеслав Викторович Кочеров

Она как марсианка, занесенная на Землю космическим ветром, – таинственна и непредсказуема, тактична и бесхитростна, доверчива и любознательна. Своим добросердечием напоминает мать Терезу, а её проницательности позавидовал бы Джеймс Бонд. Обожаю её улыбку – океан обаяния с милыми ямочками на щеках. Вот уже десять лет как я у неё под «каблучком». И, что удивительно, мне это нравится.

Вместо предисловия

«Зачем ты проснулся?»

Если бы одним промозглым весенним утром я не оказался в почти пустой электричке, то эта невероятная для современной заборной лексики фраза так и осталась бы обращенной в безответное пространство.

Вопрос: «Зачем ты проснулся?», написанный аккуратным школьным почерком на бетонном заборе подмосковной станции, был из разряда тех «Для чего ты живешь?». Шестьдесят шесть лет тому назад я мог бы ответить на него со всей определенностью, хотя в силу возраста даже не задумывался над ним.

Ответ нашелся сам собой, когда родители купили мне явно не предназначенную для первоклассника книгу Николая Островского «Как закалялась сталь». Я прочитал её, что называется, запоем. Книга потрясла, приоткрыв дверь в неведомый взрослый мир человеческого противоборства. В третьем классе я прочитал её снова и где-то в пятом или шестом – ещё раз. И каждый раз словно заново. Книга оказала на мою жизнь колоссальное влияние, несравнимое с влиянием родителей или кого-либо из окружавших меня людей. Прежде всего, примером необыкновенного личного мужества и верности своим идеалам главного героя – Павки Корчагина.

Это ему – Павке – принадлежал девиз, выстраданный всей жизнью писателя: «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому главному в мире – борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность могут прервать ее».

Девиз Николая Островского, олицетворенный в судьбе Павки Корчагина, – переложенная на понятный язык известная формула категорического императива, в основе которого – нравственный закон, данный человеку самой природой и требующий действовать в любых обстоятельствах, повинуясь лишь голосу совести. Но именно благодаря Островскому, нравственное завещание Иммануила Канта получило реальное воплощение в девизе целого поколения советских людей.

И неслучайно роман «Как закалялась сталь» на протяжении почти семидесяти лет являлся самым издаваемым в Советском Союзе произведением. Книгу перевели на 75 языков, а её неслыханный по современным меркам суммарный тираж составил более пятидесяти миллионов экземпляров. Уверен, только благодаря таким людям как главный герой романа Николая Островского почти в безнадежно-трагических условиях удалось создать уникальное государство, выстоять и победить в Великой Отечественной войне.

Но наступили другие времена, появились иные императивы. Стремление действовать по-человечески, руководствуясь лишь голосом совести, стало восприниматься чем-то вроде анахронизма. Мораль и нравственность обрели вполне определенные торговые расценки. И чем дольше мы продолжаем сосуществовать в явном противоречии с данным нам самой природой нравственным императивом, тем всё более непросто найти ответ на вопрос «Для чего ты живешь?». И всё чаще, особенно когда от тебя уже мало что зависит в этой жизни, неизбежно возникает другой, более актуальный – «Зачем ты проснулся?» Иногда возникало стойкое ощущение, что просыпаться в отдельно взятое утро не так уж и важно. И вообще лучше бы этого не делать.

Но тем и интересна жизнь, что когда ты вроде как за бортом и тебя все дальше и дальше относит от корабля, рядом вдруг оказывается спасательный круг и появляется реальный шанс на продолжение плавания.

Этот шанс мне подарила моя юная любовь. А всякий влюбленный, как утверждал один самонадеянный писатель, с которым я чаще соглашался, нежели спорил, неизбежно превращается в биографа