Всякое-разное
Гриша Хрящев
Двадцать три рассказа и очерка. В основе каждого лежат пристальные наблюдения за повседневной жизнью в России и за рубежом. Содержит нецензурную брань.
Девочки
Мама до паники боялась опозданий, и делала все, чтобы мы разделяли ее страх. Она спешила в офис на другом конце города, а сестра – в Политехнический институт. Моя же дорога в школу занимала две минуты.
Бывало, приду за час до начала занятий, да брожу по пустым коридорам и рекреациям. Мне нравилось наблюдать за тем, как школа наполняется детьми и взрослыми, я чувствовала себя в ней если не хозяйкой, так точно коренной жительницей.
В понедельник утром мама по-особенному суетилась. Завтраки мы готовили наспех, смиренно подчинялись ее армейским командам. На вкус выходило отвратительно. То мама не доварит овсянку, то я сожгу омлет. Так что нам с сестрой частенько приходилось соскребать остатки еды в мусорное ведро. Разумеется, в тайне от бдительной мамы.
Щелкнул чумазый тостер, мама подцепила ногтем кусок зажаренной булки и бросила его на мою тарелку. Отрезала шмат сливочного масла и размазала его ножом, а сверху положила толстый ломоть российского сыра. Настя выжала три апельсина, так небрежно, что запачкала соком дверцу холодильника, ну а я, понятное дело, спалила омлет.
– Девочки, к столу! – приказала мама.
От одного вида бутерброда у меня разыгралась изжога, яйца отдавали гарью, и только прохладный апельсиновый сок Настиного отжима приободрил мой растущий организм. Время поджимало, мама поторапливала. Мы с сестрой понадкусывали хлеб, залили в себя теплый какао и убежали с кухни. Куда разумнее начинать неделю с ланча в школьной столовой.
Первой квартиру покидала я. Тот, кто уходил последним, был обязан вынести мусор. Помойка находилась в стороне, противоположной от школы. Стало быть, совсем мне не по пути. Рядом с помойкой стояла лавочка, на которой по утрам опохмелялся юродивый Женя. Он прошел афганскую войну и был жутко приставучим.
Этим утром лестничная площадка погрузилась в темноту. Новая управляющая поставляла самые дешевые лампы, которые раз в два месяца выходили из строя.
Пришлось включить фонарик на телефоне. В полумраке я кое-как разглядела два тела, закутанных в одеяло. Они лежали на полу, между третьим и четвертым этажами, возле батареи. Только две головешки торчали: одна лысая, другая – с волосами.
Тогда я жестом подозвала сестру к двери и приложила палец к ее губам. Мы уставились на лежащих.
– Лен, опять бомжи ночуют, что ты от меня-то хочешь? К вечеру не уйдут, позвоню в милицию, – с раздражением прошептала Настя и продолжила собираться.
– Опять бомжи, опять бомжи, – передразнила я сестру.
Чтобы ни в коем случае не потревожить спящих, я на цыпочках спустилась по лестнице. Разве что застыла на последней ступеньке, чтобы послушать, дышат ли они. Они чуть слышно посапывали. Страшась незнакомцев, я украдкой взглянула на их лица. Мне показалось, будто бы это мужчина и женщина, да притом молодые. Вещей вокруг них было немного: грязная сумка, да рюкзак. Наверняка, только переночевать зашли, – подумала я.
Бездомные издавна облюбовали наш подъезд. Во-первых, жили мы недалеко от вокзала. Во-вторых, на домофон в те годы управляющая еще не раскошелилась. Топили дом исправно, а толстые стены сталинки это тепло сохраняли.
Гости попадались разные, но почти все вели себя смирно. Устраивались на чердаке или под лестницей, были безмолвны. Спать ложились поздно, а уходили чуть свет. Зачастую я их даже и не видела. Только острый запах немытого тела подсказывал, что минувшей ночью в подъезде спал бездомный.
Встречались, конечно, и буйные скитальцы. Один, с виду смирный, мужичок схватил меня за ранец и потянул на себя. Рявкнул что-то неразборчивое и давай меня тащить к окну, а я схватилась за перила обеими руками и реву, зову на помощь маму. Хорошо, Настя подскочила. Отбила меня от этого бешеного.
Дом всем давал кров, без разбору. Мне запомнился один обидчивый постоялец. Он встречал в нашем подъезде прошлый новый год. Соседка с третьего этажа, тетя Таня, имела привычку вызывать милицию, если бездомный попадался ей на глаза. Т