Глава первая

В этот яркий солнечный день на улице стояла такая убийственная одуряющая духота, что невольно казалось, что вот-вот и всё кругом живое просто-напросто задохнётся, не спасал даже поднимающийся временами слабый ветерок. И сквозь эту чудовищную августовскую жару отовсюду явственно проступала удушающая вонь. Она доносилась даже сквозь заложенный пальцами нос.

Собственно, к подобным вещам в этом провинциальном, будто упакованном со всех сторон уродливыми горбатыми сопками, городе все уже давно привыкли. Особенно нестерпимо воняло на крупном местном рынке, из-за этого кошмарного смрада рынок в знойные дни напоминал не что иное, как развороченное кладбище с гниющими трупами. Здесь остро пахло человеческим потом и испражнениями, застоялой в глубоких канавах водой, гнилой запах пробивался с лотков от разлагающейся прошлогодней рыбы, выдаваемой, однако, пройдохами торговцами за только что привезённую.

Ничего этого принюхавшийся ко всему Дмитрий Быстров, казалось, не замечал. Напротив, он весьма обожал время от времени бесцельно бродить по рынку, тем более, у этого молодого, всегда заметного в толпе своей неординарной внешностью человека, свободного времени было вообще уйма, а точнее, сутки напролёт, за исключением тех жалких четырёх часов (его сильно допекала бессонница), что отводилось ему на сон.

Эта бестолковая рыночная суета привлекала нашего симпатичного героя, во-первых, тем, что тут он мог просто раствориться в спасительной толпе, по крайней мере, на него здесь никто не мог грубо ткнуть пальцем, что позволяли себе многие, когда он пробовал заикаться о своих самых элементарных правах. Во-вторых, в силу своего тонкого философского склада ума здесь он мог изучать людей, каждого в отдельности. Для чего? Дожив до 26 лет, Дмитрий ещё мог позволить себе жить иллюзией, что когда-нибудь он во что бы то ни стало талантливо напишет очень гениальную книгу, о ней узнает весь мир, как, например, о знаменитом романе «Сто лет одиночества» колумбийца Гарсия Маркеса. Смешно, но была у него ещё бредовая идея, перешедшая впоследствии в настоящую манию, что он непременно найдёт когда-нибудь крупную пачку долларовых купюр и сказочно разбогатеет.

Рассеянно толкаясь в шумной толпе, – был выходной день, – Дмитрий с грехом пополам продвинулся к выходу, но, увидя подъезжающую шикарную машину, с любопытством уставился на неё. Сказать, что он страшно удивился, значит, не сказать ничего. Нет, он был прямо-таки поражён, ноги его будто приросли к одному месту, он облился одновременно горячим и холодным потом.

Впрочем, ничего удивительного в том не было, на эмоционального влюбчивого Дмитрия всегда, словно током, действовало любое очаровательное женское личико. Обладая необыкновенной способностью методично разбивать наивные женские сердца, он был не менее способен и сам периодически безумно влюбляться в весьма хорошеньких женщин, пусть даже не совсем умных и в тех, кто, мягко говоря, не совсем первой, и даже не второй свежести.

На этот раз Дмитрий ясно понял, что он попался в ещё не расставленные сети одной прекрасной, но зрелой особы. Скорее всего, было ей лет уже далеко за сорок, точнее, под пятьдесят. Впрочем, столь солидный возраст его нисколько не пугал. Женщина, выглядывающая из богатой машины, была на диво хороша своей перезрелой красотой, такую бешеную красоту он в своей не очень длинной жизни ещё нигде и никогда не встречал. Пользуясь тем, что на него никто не обращал внимания, Дмитрий, не соображая толком, для чего он это делает, сделал шаг, другой ближе к машине и, вынув из кармана брюк далеко не свежий платок, стал машинально вытирать вспотевшее лицо.

У незнакомки был высокий мраморный лоб и такие роскошные чёрные волосы, по всей вероятности, натуральные, что даже самая густая девичья коса вряд ли бы могла соперничать с ними. Они спускались у неё ниже пояса чудесной волной, Дмитрий на миг представил себе сладостную картину, как он, забыв обо всём на свете, уютно зарылся бы в этом красивом пышном ворохе.

Впрочем, не только волосы поразили нашего мечтателя. Больше всего – глаза, огромные чёрные, как глубокая ночь, они то усме