Синопсис

Царская семья убита генералом-предателем. Мать-императрица с последними из рода срочно сбегает: к своей изгнанной приёмной дочери – известной всем, как ведьма.

Несмотря на яркие черты восточной культуры, история может происходить в любой стране с сильновыраженным классовым разделением и монархией.

Эта страна замкнута на себе и своих устоях, люди других стран называются демонами, чтобы лишить их человечности и доверия, несмотря на возможность торговли и переговоров.

Главную героиню удочерили и крестили чужим богом, только ради шутки над послами севера. После этого она стала не нужна, и такой, как она, не было место в классовой системе, она выпадала из неё. Поэтому ей никогда не доверяли и подозревали к способностям нечистой силы.

Стремясь найти своё место, она спускается на самое дно, надеясь там найти долгожданный покой. Но случается революция, императора убивают, и перед героиней появляется самый ужасный человек её жизни, сломавший её – её приёмная мать-императрица, и полностью уничтожает выстраданный покой главной героини.

Вместе с императрицей приходит семья, последняя имеющая королевскую кровь, но слишком далёкая от основной ветви, чтобы быть наследниками, императрица использует их, чтобы быть в безопасности. Мать-императрица хочет вернуть себе престол и для этого ей нужен младенец-наследник, чтобы народ принял их обратно, она надеется купить его у бедняков, как когда-то младенцем купила главную героиню.

Главная героиня надеется помешать ей и помочь семье уплыть из страны, пока не нашли солдаты.

Для этого она связывается с демоном запада, притворяясь перед ним другим человеком.

1. Бог синекожих

В тот день я стала невольной свидетельницей, как мясник-сосед отрубает голову своей собаке.

Я охнула и закрыла глаза рукавами, кровь брызнула прямо к моим босым стопам, а пузатый смутьян расхохотался и сказал, что за восемь лет я не изжила дворцовой мягкотелости. Снова заругал, что лучше бы в цветочный квартал шла, чем сюда в самый низ, к босоногим. И плевать было этому нахалу, что я никогда не жила во дворце, главное он знал, что была его соседкой не по своей воле, и никого не осталось за меня заступиться, вот и насмехался вовсю. Жена и дети его и вовсе меня избегали. А коли видели, прикрывались рукавами и спешили подальше от меня.

С такой же насмешкой он отрезал собачьи лапы и бросил мне в ноги, сказав, чтобы приготовила из них студень – сказал, нескоро нам найдётся чем питаться, кроме как собак собственных, а у меня нет и того.

Когда мясник свою собаку режет, чтобы семью прокормить – тут уж ясно, что времена идут тяжкие. К своему стыду, студень я готовить не умела (вот уж где мягкотелость дворцовая), но лапы подобрала. Собаке той было – сколько я здесь жила, так-то считай моя здешняя ровесница. Закопала я их за домом, у выхода на задний двор, и помолилась, чтобы плоть её без мучений послужила своим хозяевам, как она служила, а дух без плотской тяжести легко найдёт дорогу к берегам своих пёсьих богов.

Открыв глаза от молитвы, я увидела, что у нас на заборе чужая гостья сидит – пёстрая кошка, я такой у нас раньше не примечала, видимо, на запах крови пришла.

В последнее время в кварталах много кошек расплодилось, и кто говорит – к зажитью, кто говорит – к беде. Только какое уж зажитье, когда мясник свою собаку режет.

– Уж прости, – сказала я ей. – Ни угостить не могу, ни к себе взять. Лапы были, и те закопала.

Кошка мяукнула, глядя на меня, будто обещая, что ещё зайдёт, и убежала с забора.

Не заметила я, что вышел мой старик-хозяин, а тот и треснул меня по голове.

– Верно говорят, у чего нет своего места, тем чёрт завладевает. Да кто в своём уме собачьи лапы хоронит, да с кошками разговаривает?! А ну, за работу, пока беду не накликала.

И снова треснул меня по голове своей дощечкой так, что у меня слёзы на глазах выступили, так и пришлось бежать в мастерскую и в полуслепую буквы на дощечках выкладывать, да тушью мазать, следя, чтобы не дай бог слезинка не упала и всё не расплылось. А остановить их не получалось, очень шишка на голове болела. И даже времени примочку сделать-приложить не было, мне бы