Назад к книге «Добро пожаловать домой» [Гюльназ Лежнева]

Добро пожаловать домой

Гюльназ Лежнева

Сборник рассказов "Добро пожаловать домой" совсем невелик по объему и рассказов в нём не так уж и много, но рассказы эти способны перенести в то самое щемящее ощущение дома. Ведь дом, это вовсе не стены и даже не родная земля. Дом – это состояние души, когда мы больше ничего из себя не изображаем, не притворяемся, не врём сами себе, а уж тем более – другим. Это когда мы знаем, что самая лучшая еда – простая, а самые главные составляющие жизни – незначительны по своим масштабам. Дом – это любимые люди, книги, запахи, воспоминания… У каждого из нас свой дом, тот самый, в котором мы ценны сами по себе, но не каждый из нас знает, где хранятся ключи от его дома. Иногда достаточно одного слова, чтобы понять, что ключи всегда были в дверях. Как знать, может быть вы найдете нужные слова именно здесь, в этом маленьком сборнике?

Добро пожаловать домой

Посвящается светлой памяти моего отца

Этой весной я закончил Аграрный Университет, и всерьёз задумывался заняться сельским хозяйством. Сам не знаю почему, но меня земля манила к себе, хотя я был родом из города, да к тому же вполне обеспеченным – родители уже давно купили мне квартиру. Но мне хотелось попробовать сделать что-то самому, пожить отдельно, проявиться как-то самостоятельно.

И я решил свои собственные сбережения, скопленные на летних подработках, потратить на плодородный участок земли. Но, так как сбережения мои были более чем скромные, то найти землю в пригороде мне не удалось. Каждый раз натыкаясь на большое количество нулей в цене, я расширял диапазон своих поисков, пока сайты объявлений не привели меня в глухой деревенский аул – Минеузтамак. Там было несколько предложений, по вполне приемлемой цене, но один участок был почти бесплатным. 40 соток земли практически даром! Я тут же набрал номер, и не глядя на дом и землю, отправился в путь – оформлять покупку.

Дом продавала молодая женщина, её звали Марьям. Она спросила нельзя ли ей отдать ключи позднее, потому что она забыла в доме фотоальбом отца. Я был не против.

Когда документы были готовы, я помчался в Менеузтамак осматривать свои новые владения. Там меня встретила Марьям. Она указала на ульи, выстроенные рядами:

– Большая часть пчёл, я думаю, улетели, а мёд, скорее всего растащили соседские пчёлы, но если вы постараетесь, то сможете всё восстановить. Медогонка, вощина, рамы и прочее – всё в дальнем сарае. Только вы близко не подходите пока, от вас духами пахнет – ужалят. А здесь –дровяной сарай, дров там на целую зиму хватит. Тут-баня…

– А, это что за развалины? – прервал я её, и показал на полуразвалившуюся постройку из камня, вымазанного красной глиной. Я никогда раньше не видел ничего подобного.

– Это осталось от прежних хозяев, это была баня, скорее всего. Её строили из камней, что добывали из гор, а глина с реки служила цементом.

– Надо же, надо будет сфотографировать, чтобы не забыть. Я на этом месте курятник сделаю, – сказал я, уже по-хозяйски прицениваясь, решая, что снести, а что построить.

– Да, у отца осталось две курочки, за ними соседка приглядывала, он их ей завещал, но они отсюда не уходят, каждый вечер домой возвращаются. В округе лиса ходит и кур таскает, так что вам без собаки не обойтись.

– А эти, как же живы до сих пор? – спросил я, раздумывая, оставить здесь вишни или спилить.

– Они в доме живут, на веранде, в старом улике, отец их на ночь крышкой накрывал, а наутро выпускал. Соседка пробовала к ним других кур подселить, чтобы уж заодно, но они других не принимают – клюют, выгоняют.

– Ишь ты, балованные какие – на суп их, – я отвлёкся, наконец, от вишен, и посмотрел на двух обнаглевших кур, что гуляли тут же под вишнями, и важно ко-кокали.

А Марьям вдруг как-то надрывно сказала, что куры эти для её отца были словно дети родные. Мне показалось, что я ослышался, и я переспросил. Но она виновато отвернулась, вытирая слёзы, пробормотав при этом что-то вроде: «не обращайте внимания».

Собственно говоря, я и не собирался обращать внимание на то, кто и как относился к этим курам раньше, но мне стало неловко, что я расстроил человека:

– Он любил ж