Не родятся на яблоне груши
Марина Рузант
Мы приходим в этот мир уже запрограммированными и наша программа заложена в генокоде, которая передается из поколения в поколение. Нина, оставив одинокую мать в деревне, уезжает в город. Судьба складывается неудачно. Итогом становятся три дочери, которыми заниматься некогда, как и ее матери в далеком прошлом. Наша старость складывается из нашего отношения к своим родителям и того, что мы воспитали в детях. Если в старости ты никому не нужен, то оглянись назад, в прошлое. Ответ там.
Не родятся на яблоне груши.
Глава 1. Ниночка.
Ниночка родилась в деревушке с красивым пахуче-сладким названием Ягодное. Видимо Новгородские поселенцы еще в далеком пятнадцатом веке, собирали в здешних местах ягоды, грибы и прочие дары природы. Впрочем, не смотря на смену веков, властей и социального уклада, до наших дней дары эти не перевелись. Может быть потому, что деревушки российского Нечерноземья натыканы в пихтово-еловых лесах чрезвычайно редко. Добраться до них непросто, тем более, по нашим известным своей непроходимостью, дорогам.
Деревушка Ягодное и вовсе находилась на самых задворках цивилизации. От центральной усадьбы можно беспрепятственно добраться разве что в сухую погоду летом, и по санному пути, зимой. Основным транспортным средством на многие десятилетия оставалась лошадь. Деревушка насчитывала не более двух десятков домов. Кормились люди от своего хозяйства, пару раз в месяц наезжала к ним продуктово – хозяйственная лавка. «Лавкой» называлось торгово-транспортное средство, перевозящее продукты питания и хозяйственные принадлежности, необходимые в быту. В зависимости от времени года и погоды на дворе, «лавкой» мог быть караван из двух подвод с установленными на них, своего рода контейнерами, трактор с санями или бортовая машина с крытым верхом. Товары привозила в основном под заказ. Когда возникала срочная необходимость в каком-либо инструменте, материале или ином товаре, ехали на центральную усадьбу сами.
Деревенские, не смотря на удаленность от правления колхозом, вносили свою лепту в благосостояние родного предприятия. На их полях выращивали картошку, морковь, капусту, свеклу. Осенью собранный урожай вывозили и сдавали в овощехранилища. Разводить крупный рогатый или мелкий рогатый скот, а также птицу при таком удалении и сложностях проезда, не рентабельно. Да и кому здесь обслуживать колхозное стадо?
Молодежь не задерживалась на своей малой родине, Богом забытой деревушке, где нет ни клуба, ни медицинского пункта, ни магазина. Из власти только бригадир полеводческой бригады. Он тебе и начальство, и милиция, и судья при необходимости. Нет, руководство наведывалось регулярно, но исключительно с контролирующими полномочиями.
Деревенские, не привыкшие к заботе и вниманию, особенных требований не выдвигали, жили тихо, мирно. План по сдаче овощной продукции выполняли, необходимые собрания, или там политинформации, проводили. Спиртным особенно не злоупотребляли. Да и кому злоупотреблять то? Мужское население еще в войну ушло на фронт, вернулись с полей брани только двое. Один из них бригадир Кузьмич. Воевал в пехоте, как сам говаривал: «От Москвы до Берлина прополз на брюхе». Ушел молодым мужиком, вернулся седым стариком.
Все остальные мужики уже поднялись и вошли в силу после войны. Колхозу требовались умелые и здоровые. Разрушенное сельское хозяйство нужно восстанавливать. Вот и переманивали лучшими условиями проживания в большие села и деревни. Вставали на крыло в основном молодые ребята и девчата те, кто еще не обременены семьями.
Ниночка помнила себя лет с трех. Самое обычное босоногое детство, ничем не отличалось от других. Мать всегда занята, всегда на работе. Домишко у них маленький, достался от родителей покойного отца, которого девочка, практически не помнила. Отец утонул совсем молодым на рыбалке. Как водится, выпили у костра, и что взбрело в голову Сашке, ночью искупаться в реке? Сбросил одежду и кинулся в воду, а там течение, будь здоров, да еще воронками крутит. Вообщем, в темноте, в изрядном подпитии, потеряли из вида дружка. Бегали вдоль берега, звали, даже на ло