Хорошие родители

Максим Разбойников

Просвет в небе – знак, говорящий о больших переменах. Что будет, если у вас отвратительные отношения с родителями, но имеется близнец? Ответ очевиден?..

Ранее утро и тёмные комнаты квартиры. Свет лишь слегка сочился сквозь полузакрытые шторы окон на лицо Томми, заставляя его жмуриться. Будто сами солнечные зайчики надавливали на синяки под глазами, доставляя боль, которую ему приходилось терпеть.

Томми спокойно и смирно пялил в окно, задумавшись о том, что произошло вчера. Позади него еле слышно сопела сестра, а подле кровати лежал труп, запачкавший кровью весь пол.

Он дышал тяжело, но мерно. Его узкая грудь и плечи то падали, то вздымались под тяжестью табачного дыма, которым пропахли стены. Старые лампы не горели. Но они и требовались, чтобы завидеть мелкие шевеления на кровати, сопровождающиеся редкими и неуклюжими скрипами.

? Томми…

Брат обернулся и взглянул на сестру. Её длинные волосы, цвета пшеничных полей, лоснились от малого света, мягко ложились на голые плечи, спускаясь дальше и прикрывая её обнажённое, ещё детское, тело.

? Что, Кэт?

? Что нам делать дальше? ? слова Катрин звучали уж слишком твёрдо, будто она не только проснулась, а более того вообще не спала, всю ночь крутила в голове у себя этот вопрос.

? Не знаю… ? Томми присел на кровать рядом с сестрой, тупя глазами в пол, закусывая нижнюю губу, размышляя обо всём, что лезло в голову. ? Кэт, расскажи мне, что вчера случилось.

Томми встал с кровати и взял диктофон, который он уже приготовил заранее. Нажал кнопку.

Катрин шумно и тяжело сглотнула.

? Да… конечно…

Всё началось утром. Небо полностью было поглощено чёрными тучами, солнце будто и не собиралось выходить. Оно задерживалось, но когда-нибудь обязательно должно было выйти. Утро выдалось неплохим.

Брат и сестра тихо, стараясь, чтобы пол под их босыми ногами не скрипел, держа друг друга за руки, шли на кухню.

? Томми… мне страшно и очень больно.

? Я знаю, но нужно идти.

? Подожди…

Катрин отпустила руку и остановилась. Брат взглянул сестре в глаза. Помимо её прекрасной, синей радужки, в них была усталость. Мешанина боли, тревоги, усталости.

? Я не могу… ? Катрин схватилась за правое бедро.

Она уже была готова разрыдаться, но такой одновременно суровый и родной, тёплый и любимый взгляд брата, видимо, придали ей сил. Катрин вновь схватила холодную и огрубевшую руку брата.

Кухня выглядела более чем позорно. Голые серые и тусклые стены цемента навевали мысли о заключении. Дети так себя и чувствовали. Они считали свой дом своей тюрьмой со своими надзирателями. На старом деревянном полу с дырами валялись шприцы и бутылки.

? Кого-то вырвало! ? чуть-ли не взвизгнула Катрин.

В углу валялся пакет, над которым уже кружили мухи, готовые к еде. По кухне разносился едкий и вонючий запах спирта. А на диване огромная туша амбала храпела, как свинья, нажравшаяся после очередного «весёлого» вечера.

Томми приблизился к отцу, аккуратно пошарил в карманах его брюк и вытащил бумажник, забрав пару купюр. Катрин стояла немного позади. Рядом, на столе, лежал кухонный нож. Положив купюры себе в джинсы, а бумажник швырнув на пол, Томми взял нож. Тонко обточенное лезвие. Эта сталь так давно манила и взывала к себе парня. Томми взял нож лезвием в ладонь, с отвращением глядя на пьяного отца. Сам того не понимая, он начал всё сильнее и сильнее сжимать сталь в своей руке. Злость его росла с каждой лишней секундой.

Он расслабился; успокоился. Положил нож обратно на стол. Ладонь кровоточила.

Отец подростков ? строгий человек, который любил «воспитывать» своих детей сурово: нескончаемые крики, походившие на вопли дикого зверя, прикладывание дряхлой, обвисшей руки и вообще довольно холодное, и более даже презрительное, отношение к своим отпрыскам.

«Очевидно ли бить своих детей при любой провинности? Логично же. Нет? Вы просто ничего не смыслите в воспитании. Крики и насилие к детям – самый действенный способ воспитания.»

Видимо, так думает и отец двойняшек.

Томми равнодушно взглянул на ладонь. Взял со стола бутылку с тёплой водой и положил в рюкзак к школьным тетрадям и блок