Слепая зона

Часть первая

Невидимое зло всего тревожней.

Публий Сир

Глава 1

Обожаю конец апреля! Птицы разноголосо празднуют возвращение тепла, потрескивают почки под напором свёрнутых в тугие жгутики молоденьких листьев, а, вместо унылого шарканья плоских зимних подошв по ледяной коросте, по тротуарам начинают весело постукивать каблучки…

Я прикрыла глаза, подставляя лицо под щедрую ласку солнечных лучей, которые щедро заливались в окно. В маленьком зале кафе пахло свежемолотым кофе и ванилью. За стойкой басовито гудел, подпевая негромкой музыке, какой-то аппарат. Бармен Денис непрерывно писал эсэмэски, его айфон стрекотал, как обезумевший кузнечик, пытаясь угнаться за проворными пальцами хозяина. Мне было хорошо – тепло, уютно, спокойно за привычным столиком у окна. Я выбиралась сюда не реже трёх раз в неделю в любую погоду просто посидеть, выпить чашечку кофе и отдохнуть после утренней прогулки в парке.

Дверь распахнулась слишком резко, до упора, так, что затейливый железный вензель на ручке с хрустом ударился о стену. Вломившийся в кафе человек тяжело, с присвистом дыша, проскочил мимо меня и рявкнул Денису:

– Запасной выход есть? Где?

– Чего? – начал было возмущенный Денис, но дверь распахнулась снова, и в маленьком помещении дважды бахнуло так, что у меня зазвенело в ушах.

Но даже сквозь звон было слышно, как тяжело рухнул первый посетитель, как, жалобно звеня, посыпалась за стойкой посуда, которую снёс падающий Денис. Острая вонь мгновенно затмила все другие запахи. Я не могла увидеть стрелка, но точно знала, что теперь оружие направлено на меня – мерзкий холодок пополз по спине. Судорожно потянувшись к спинке свободного стула, куда обычно прислоняла трость, я неловко зацепила её трясущимися руками, и лёгкая алюминиевая трубка с дребезгом заплясала по стыкам мраморных плит. Совершенно не соображая, что делаю, я сползла на пол и зашарила по нему униженно, суетливо и очень, очень беззащитно.

Он всё не стрелял. Пауза, занявшая в реальном времени секунды, для меня растянулась в мучительную бесконечность. Я водила трясущимися ладонями по холодным плитам, словно обретение трости могло каким-то магическим образом остановить неизбежное.

– Слепая, что ли? – голос стрелявшего, низкий, грубый, я расслышала словно сквозь вату.

В мозгу полыхала паника, подкреплённая пороховой гарью и жутким, ни на что не похожим запахом крови, который медленно просачивался сквозь запах пороха и был таким тошнотворно-приторным, что у меня сжался желудок. Только что выпитый кофе вместе с рогаликом вывернулся из меня под ноги убийце. Всё ещё держа меня на прицеле, стрелок нависал надо мной, а я давилась и кашляла в коленно-локтевой на грязном полу. Он хрипло хмыкнул, опустил своё оружие и издал несколько коротких каркающих звуков. Я с отвращением поняла, что это был смех, а он повернулся и исчез, аккуратно притворив обе двери, внутреннюю и наружную.

«…Одиночество – сука!» – яростно сообщила Слава под последние аккорды песни. Тихим баском подгудел ей автомат за стойкой. Отрезанная от внешнего мира толстыми стёклами витрины и двойными дверьми трагедия, разыгравшаяся в крохотном зале кафе «Уют», не привлекла к себе никакого внимания. Я продолжала сидеть, пытаясь унять дрожь. Колени больно упирались в неровный пол. Нужно было что-то делать, куда-то бежать, звать на помощь, но пошевелиться не получалось. В тот момент мне казалось, что стоит сделать хоть что-нибудь, и произошедшее станет необратимой реальностью, а пока я не шевелюсь – всё может ещё каким-то образом исчезнуть, отмотаться назад. Это был шок, разумеется. И он прошёл.

«Один-один-два, – прохрипела я голосовой набор, – кафе „Уют“ на Варшавской. Здесь стреляли, два человека ранены… или убиты». Девушка-оператор принялась о чём-то спрашивать заученной скороговоркой, но я, не слушая, оборвала звонок, пытаясь уловить звук дыхания, стон, хрипы – хоть что-нибудь. Но ничего, кроме негромкой музыки и шмелиного гудения неизвестного аппарата, не нарушало тишину. Стрелок не промахнулся. Вцепившись в трость двумя руками, старясь не вляпаться в собственную блевотину, я тяжело, по-старушечьи,