Предисловие

Я бегу по перелеску,

Уши по ветру, как флаг.

Мне ужасно интересно,

Я с мозгами иль дурак?

Может, как любой зверюга,

Просто чувствую нутр?м

Логику земного круга?

Звездной тайны перелом?

Побежали – вместе, кучкой!

Уши, перья и хвосты…

Мой мохнатый бок в колючках…

Ну, а кто же, кто же – ты..?

    Москва, 2005 год

I. Коля

«Кто же это, – думал он, – что за создание, жаждущее любви не меньше нас? Кто он и что он – пришел, спасаясь от одиночества, в круг чуждых ему существ, приняв голос и облик людей, которые жили только в нашей памяти, чтобы остаться среди нас и обрести наконец свое счастье в нашем признании?

С какой он горы, из какой пещеры, отпрыск какого народа, еще населявшего этот мир, когда прилетели ракеты с Земли?»

Лафарж покачал головой. Этого не узнать.

    Р. Брэдбери. «Марсианин»

Да, жить с ними было страшно, но все же они люди, они страдают и плачут, как люди, и в жизни их нет ничего такого, чему нельзя было бы найти оправдания.

    А. П. Чехов. «Мужики»

Без названия. Рисунок автора

1.1 Столовая

…Когда дверь, к которой невидимая сила прижимала Колю, все же раскрылась, оказалось, что автобус уже тронулся и теперь надо прыгать прямо в лужу у столба с расписанием. Но мочить ноги не пришлось: то, что в первые секунды Коля принял за лужу, оказалось темным кустом отцветших одуванчиков. Одуванчики росли прямо на дороге – точнее, меж двух полос прибитой шинами сухой травы.

Дорога шла через поле – такое широкое, что неровная темная линия на горизонте могла оказаться и лесом, и горной грядой, и вечерними облаками. От противоположной обочины начиналась аккуратная дорожка из светлого щебня; она вела в полудикий сад – одинокий остров зеленых крон на много километров плоского пространства вокруг. Сад охраняли высокие кованые ворота, распахнутые настежь. Судя по обилию плюща, они не смыкались очень давно, но даже запертые не помешали бы проходу: кованый узор на створах был выполнен в таком крупном масштабе, что меж его завитков легко пробрался бы даже очень тучный человек. В саду, примерно метрах в ста от входа, виднелся одноэтажный домик.

Дома были всегда неприветливы к Коле. В них жили обычные семьи – с завтраками, обедами и ужинами, детьми и уроками, – где колькам-бродягам не находилось места. А вот лес, речка или овраг встречали Колю как дорогого гостя или даже хозяина.

Но в этот раз всё было по-другому.

Небо уходило в лилово-синий закат, и над полем поднимался неприветливый влажный дух. А от еще теплых ворот и нежно белеющей дорожки тихо подошла и обняла за плечи мягкая волна, напомнив Коле соседку, приголубившую его однажды после очередной отцовской порки. Как и тогда, ему так не захотелось отпускать это тепло, что ноги сами зашагали к домику за воротами.

От остановки была видна только боковая стена, но уже через полсотни шагов из зарослей выступил и фасад, аккуратно обитый темными досками, с двустворчатой бледно-голубой дверью и уличным фонарем у порога.

С этим фонарем получилось забавно.

Коля был уверен, что в саду он один. Но подойдя к домику поближе, заметил, что в траве у стены стоит человек. Судя по силуэту, это была скорее женщина, но необычно вытянутая и с фосфоресцирующими глазами, как у кошки или рыси. Коле стало страшно. Точнее, ужас только коснулся раскаленно-холодной палочкой той самой глубокой точки в груди, где, наверное, и живет душа, – как два огонька сдвинулись в одну золотую звездочку, а длинное тело вытянулось в тонкий чугунный столб, на котором стоял переносной фонарь, вроде тех, что носят обходчики железнодорожных путей. Фонарь пару раз мигнул, как будто пробуя силы, а потом засветил ясно и ровно.

У Коли отлегло от сердца. Он подошел вплотную к двери домика и прислушался: внутри рокотали человеческие голоса, и звук их походил на шум ночного моря, которое Коле довелось повидать всего пару раз в жизни. И так захотелось ему обратно в людскую волну, что он просто толкнул дверь и шагнул внутрь.

Прихожая оказалась небольшой светлой комнатой, из которой открывался просторный обеденный зал, очень похожий на столовую в международном бизнес-центре, г