Мои дневники: моя жизнь, моя борьба (1990-2020 годы)

Галина Юрьевна Корнилова

Моя жизнь онлайн с 18 до 48 лет. Учеба в МГУ, создание семье, рождение детей. Содержит нецензурную брань.

Я умею прыгать через лужи

Алан Маршалл

1990 г.(18 лет)

Детство уходит. Я почувствовала, осознала это. Сначала я не понимала причину слез, которые просто лились ручьями. Всем и себе сначала я объясняла это страхом перед выпускными экзаменами, взрослой работой после школы, боязнью не поступить в институт. А потом вдруг резко, в какие-то доли секунды, я вдруг осознала, что это рвется невидимая нить, соединяющая меня с моим детством. Я ощутила это физически! Как же болезненно проходит этот процесс! Хочется разорваться, куда-то бежать, что-то сделать, чтобы непременно, всеми силами постараться остаться там, в детстве, в беззаботности и неведении. Это страшное ощущение безысходности и неизбежности взрослой жизни! Безысходности, что ты уже сама, одна на один с этим миром, и это очень страшно. Очень. Но и любопытно тоже. Что же там, за поворотом? Познаются новые отношения с людьми, новые горизонты жизни видны вдалеке. Все робкое и хрупкое остается там, в прошлом. Нет, молю Бога сохранить хоть каплю детства в себе, хоть каплю той безмятежности.

Мама устроила меня работать в свой иститут, потому что я не поступила в Историко-архивный в прошлом году, после школы. Некоторые у нас в классе сразу поступили, человек пять. А я не поступила. И теперь работаю. Одно место у нас увели рабочее, в Главном корпусе, кто-то узнал о вакансии, и своего ребенка пристроил. А вот это место мы сразу же застолбили, у Лугового в лаборатории. То есть сначала я там работала, пока девушка-лаборант в декрете была, а теперь вот она пришла, и я перешла в другую лабораторию, в Экспериментальный корпус. Тоже нормально. В первой лаборатории было не интересно, меня просили там карты перерисовывать на кальку, на столе таком с подсветкой внутри, у меня плохо выходило. А в новой лаборатории лучше. Работаю тоже лаборантом, и учусь печатать на Оливетти, мне с детства нравились печатные машинки, еще когда к бабушке приходила сюда, в институт, после садика, меня часто бабушка забирала, и я иногда печатала на машинке, стучала по клавишкам. Единственное, что мне в этой лаборатории не нравится, это что меня курьером в Москву часто отправляют, в Институт космических исследований на Калужской, документы отвозить. Я боюсь ездить в Москву, не люблю. Всегда так волнуюсь, только бы не отправили! Хотя ведь в 9 классе уже ездила одна по вечерам на курсы подготовительные в МИРЭА, два раза в неделю, правда, всего месяц, потому что физика сложно для меня, я поняла, что не буду сюда поступать. И страшно было ездить от Теплого Стана на автобусе через метро Юго-Западная до Олимпийской деревни почти, там лес один сплошной, пустыри, я боялась, и темно в октябре.

Езжу теперь с мамой в Былово, в церковь, она сказала, что надо просить помощи у высших сил, тогда я поступлю. Мама уже давно в церковь ходит, уже лет 7, наверное. Меня там на клирос пригласили петь сразу, я хорошо пою, слух идельный, и ноты знаю, музыкальную школу окончила. Мне нравится многоголосие, просто очень нравится.

По пятницам после работы хожу к дедушке Диме на поселок, в микрорайон, убираться в доме. Оттерла все двери, мебель всю, белье постельное беру кипятить домой, потом стираю, и ему обратно несу. Наволочки все засаленные до жути у дедушки, старенький ведь, моется редко. Он вечно сидит на крыльце, уставится в одну точку, и сидит, спился, наверное, голова плохая. Его бросила его сожительница, тетя Валя, его соседка. Он не захотел с ней расписаться, а она хотела половину дома и участка дедовского своему сыну отдать, у нее трое детей, и свой участок она думала между двумя разделить, а для третьего – тут, кусок нашего захапать, и она рассердилась, что дед не соглашался, а когда он упал пьяный с лестницы – яблоки собирал на закуску – она не стала за ним ухаживать, и ушла. Папа теперь ходит, ухаживает за ним. И из Москвы племянница с мужем перестали сразу ездить к деду. Тоже они уже старики почти, думали, он им дом отпишет, ведь с па