Назад к книге «Равновесие. Книга I» [Игорь Алгранов]

Векрь

Игорь Алгранов

Испокон веков на Айе, древнем континенте, окруженном седым бушующим океаном, существует жестокий порядок вещей. Люди – вечная добыча монстров, заполонивших дремучие леса вокруг редких городов, укрытых за высокими стенами. Защитники слабых сражаются со страшной неистребимой нечистью по мере сверхсил. Всё идет своим чередом не одну тысячу лет… Но однажды тот, кто обязан хранить установившийся порядок, вдруг решает его разрушить, и мир летит в пропасть. Новое чудище вскоре придет на жуткий пир из беззащитной людской плоти. Найдется ли сила противостоять разгулу нечисти?

Глава 1. Конец

«Равновесия круг

Чертит новый виток,

Даст начало ему

Крови сильной росток…»

(Седьмой Март’Арский Древний свиток, текст 13)

Всё началось с того, что Вересу отрубили голову.

Собственно, что могло быть хуже и обиднее? Наружу так и рвалось – вместе с тугими струями густой горячей крови из разрубленной шеи – неуёмное чувство жесточайшей несправедливости.

Тяжёлая голова Вереса полетела вниз. Даже после отделения от тела она не пожелала покорно слушаться палачей и, как положено, упасть на дно небрежно подставленной вонючей деревянной бадьи. Вместо этого голова под дружный вздох зевак с премерзким стуком ударилась о край бадейки, а затем покатилась по грубо сколоченному помосту, орошая его свежей горячей кровью.

Толпа ещё громче ахнула, следя за этой жуткой прощальной пляской осиротелой части тела, а первые ряды глазеющих уже завороженно смотрели на то, что ещё секунду назад было с головой одним целым – могучий торс, из которого торчал окровавленный пучок позвонков, тугих мышц, артерий, вен. И сильных связок, прежде способных на мгновение парализовать противника искусным боевым криком. И тогда тварь, остолбеневшую от напавшего вдруг животного страха, крепкие руки быстро добивали поющим ар’сикайским мечом – древним, лёгким и острым как бритва…

– Правосудие свершилось! – громко произнёс невидимый глашатай, и толпа, ненадолго смолкшая, загудела пуще прежнего.

По сути дела, на этом всё должно было закончиться. Однако Верес, крайне удивлённый, продолжал наблюдать за всем этим позорным действом не через быстро гаснущие зрачки выпученных глаз своей многострадальной головы. Та давно перестала катиться по грязным доскам и замерла на левом ухе, бездумно пялясь в лужу его собственной крови.

Верес глядел на происходящее будто бы со стороны, после того как в момент рокового удара удивительным образом воспарил и завис рядом с обезглавленным телом.

Аккурат между кряжистым палачом-коротышкой – явно довольным плодами труда своих рук и огромной секиры, разделившей на своём веку, судя по её виду, немало непокорных голов и крепких тел – и непременным на подобных мероприятиях святошей из ближайшего храма – долговязой скрюченной жердиной в потрёпанном сером балахоне жреца Хэта.

Лицо последнего было скрыто под безразмерной накидкой. Один только невероятно длинный, горбатый и бледный нос торчал наружу, недовольно морщась. То ли от вида щедро хлещущей на доски густой тёплой крови, то ли от жизнерадостно обжигающих лучей жаркого полуденного солнца.

Верес не то чтобы не верил в загробную жизнь, призраков и прочую гремучую смесь из суеверий, крепко засевших в головах его соплеменников. Просто не очень любил сказки про потустороннее. Недолгая, но суровая жизнь его доказала одно строгое правило: всё, что может осознанно убивать – оно на этой, живой, стороне. Взять хотя бы тех же проклятых палачей…

Другой вопрос, какая она, эта «живая» сторона. Чистая или Нечистая. Нечистую плоть очень трудно убить. Но берегись её, пока она живая… А призраки… – Верес попытался усмехнуться, но вышло не очень. – Даже если встретишь его, самое страшное, что может случиться – испачканные штаны, если задок не слишком крепкий.

Конечно, во всем этом странном деле ещё оставалось место для вмешательства Четырех… Сонм богов стихий вполне мог иметь против него памятную зарубку, и даже не одну. Вересу очень даже нравилось время от времени гневить четвёрку. Сколько раз он смеялся неминуемой смерти в лицо, охотясь на неистребимую и крайне опасную нечисть!

Тоже мне, боги,