Назад к книге «Мистагогия» [Преподобный Максим Исповедник]

Мистагогия

Преподобный Максим Исповедник

TEO-LOGOS

Максим Исповедник – великий богослов, изменивший пути церковной и гражданской истории. Новое раскрытие смысла божественной любви и истолкование мистики как руководства к практической церковной жизни определили значимость любого духовного чтения для практической жизни Церкви и общества. Неутомимый полемист, государственный деятель, Максим Исповедник сделал проповедь милосердия содержанием богословия. Хотя его труды требуют внимательного изучения, польза выводов из них видна уже с первых страниц.

Преподобный Максим Исповедник

Мистагогия

TEO-LOGOS

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви

Перевод с древнегреческого А. И. Сидорова

Вступительная статья А. В. Маркова

© Марков А.В., вступительная статья, 2018 © Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2018

Как милость меняет ход истории

Мирами правит жалость,

Любовью внушена

Вселенной небывалость

И жизни новизна.

    Б.Л. Пастернак

Есть мыслители, защищающие свои идеи и постоянно уступающие в малом, чтобы сохранить главное. Есть мыслители более редкие, которые отстаивают и все подробности своих построений, умея подобрать самые точные и изумительные доводы. Но реже всех вырастают мыслители, стоящие на страже не только мыслей, но и толкований и объяснений. Для них форма не менее важна, чем содержание, – потому что форма передает не одни лишь факты, но и способ отношения к ним, способ созерцания, угадывания и внимательного размышления. Максим Исповедник относится к последнему роду философов, и даже если мы не признаем его чемпионом среди них, то почтение к нему будет безмерно.

Максим Исповедник родился около 580 г. в семье константинопольского патриция – как и все выходцы из высшего сословия, он получил домашнее образование. Привычка к внимательным уединенным размышлениям, приобретенная с детства, много раз помогала ему в жизни. Споря с множеством оппонентов, он никогда не выходил из себя, умел быть задумчивым даже в разгар спора, а истолкование сложных фраз из Библии предпочитал любым, даже самым увлекательным построениям. Именно как толкователь Библии, умевший рассмотреть парадокс с разных сторон, не снижая его остроты, Максим Исповедник и вошел в классическое христианское богословие.

Происхождение готовило Максиму блестящую карьеру, и в молодые годы, вероятно, он успел поработать администратором, но, предпочитая книжные занятия, стал в зрелом возрасте монахом, а примерно к пятидесяти годам и игуменом монастыря, находившегося всего в нескольких милях от Константинополя. Опыт Максима Исповедника помогает лучше понять историю монашества, не сводя его ни к отшельничеству в пустынях, ни к убежищу тогдашних маргиналов, яростных и необузданных, и потому нуждавшихся в систематической культуре наставлений. Близость столицы позволяла Максиму участвовать в ее интеллектуальной жизни, уклоняясь от жизни политической: политика, как и любая другая человеческая деятельность, становилась для него лишь притчей, примером, необходимым на пути к истинной жизни, но не вмещающим ее. При этом игуменство Максим понимал как наставничество, а именно умение разбирать все недоумения, возникающие у внимательных читателей Писания.

Можно вспомнить, что монашество стало прообразом Чистилища у Данте Алигьери, где движение людей к спасению определяется голосом и призывом: кого позвали или кто обратился с мольбой, тот и быстрее восходит по горе Чистилища. Монахи древней Фиваи-ды, т. е. египетской пустыни, селились на расстоянии голоса, чтобы в случае болезни или иной опасности, позвать на помощь соседа. Для Максима Исповедника голос, умение призвать на помощь – ключ к строению мироздания. Согласно Максиму, Бог вызвал мир к бытию благодаря логосам, изначальным принципам творчества; Библия – это собрание голосов, обращенных к людям, и дерзновенных выступлений людей перед Богом; наконец, спасение – это голос любви: призвав другого человека к спасению, мы поняли его, прочли его замыслы и тем самым полюбили его. Любовь для Максима Исповедника – вовсе не чувство, а та проницательность, доброже