Назад к книге «Ласки-сказки» [Анна Ястребова]

Сокровища

У мамы на тумбочки лежит ключ. Маленький, красивый, с колечком от брелока. Блестит на летнем солнышке, сверкает. Наверняка он теплый. Но, мне нельзя его трогать. Мама запрещает.

Я тяжело вздыхаю. Конечно, нельзя. Детям всегда запрещают все самое интересное. Вдруг этот ключ волшебный, а я никогда не узнаю? А вдруг он от сундука, полного сокровищ? А сундук на необитаемом острове! И добраться туда можно только на морских черепахах, управляемых поводьями из лонных волос единорогов! Не знаю, что значит слово «лонные», но звучит красиво. Как луна.

Я вновь украдкой поглядываю на заветный ключ. Лучше бы я не знал о его существовании. Но, я знаю. В комнату заглядывает старший брат. У него, как и всегда, растрепанные волосы, широкая улыбка. Узнаю этот взгляд, он придумал что-то интересное!

– Ну, выкладывай. – спрашиваю я напрямик.

– Вчера ночью, под мою подушку кто – то положил карту сокровищ! Вот. – отвечает брат и протягивает мне мятый, грязный листок, раскрашенный цветными карандашами из моего пенала.

– Это же наша квартира. – удивляюсь я.

– Ага, вот остров лени, на нем живут диванолёжи и пультоискатели. – большое синее пятно обрело полную схожесть с диваном. – Это первая точка, откуда начинается наше путешествие. И помни, когда ты на острове, нельзя ничего говорить и ходить нужно только на цыпочках.

И мы преодолели диванолёжей, дрались в опасных прериях со злобным кошандром, с бооольшими зубами, пусть прерии и были похожи на наш пушистый ковер. Пробрались на строго охраняемую территорию Формулы—1 и, дрифтуя на кухонной плитке, стащили печеньки. На балконе расположился лагерь рассадовых прятальщиков, они стреляли в нас и прятались в пушистых листьях помидоров и перца. Брат был даже ранен, но мы выиграли. И вот, мы подобрались почти к концу путешествия.

– Может не будем? – мнусь я перед маминой тумбочкой.

– Боишься? – дразнит брат.

– Нам нельзя трогать ключ.

– Ты не хочешь найти сокровища?

– Хочу. – сдаюсь я и опуская глаза в пол.

Слышу, как ключ скользит по деревянной поверхности, как скрипуче открывается дверка шкафа. Как брат не попадает в замочек сейфа, будто скребётся. А потом тихо ругается.

– Что там? – не выдерживаю я. – Покажи!

Пролажу к брату под руку и замираю. Вместо обещанных конфет и золотых монет в сейфе на полочках разложены наручники, плетки, хвосты, какие – то яркие огурцы…

– Мааааааам!

Хапугины плюшки

Жил-был, не тужил один Хапуга. Все у него было. И дом большой, и пир горой. И лапти новые, и веники во дворе не драные. Любили к нему гости захаживать, булочки сдобные с его стола уминать. А Хапуга и не против, богатство не убудет, если в обмен что-то большее просить. За булочку – пряник, а за топор и мешок зерна хорош!

Но загрустил Хапуга, стала ему скучна жизнь. Мед не сладок, песни не радостны. И пустил он по селу слух, что невесту себе ищет. Да не простую невесту, а особенную. Что бы на мужнино богатство не заглядывалась, да хозяйкой прилежной была. В обмен за невесту дом обещал.

Недолго Хапуга в женихах проходил. Многим в селе его дом нравился. Ставни резные, ступеньки не кривые, да и крыша не худая. С утра постучались сваты, девушку сонную под руки ведут, чтоб не убежала.

– Вот, батюшка, лучшая девка в нашем селе Настасья-краса, Коса-колбаса.

– А что это она растрепанная такая? – удивился Хапуга.

– Так естественная красота это.

– Даа? А чего босая? – недоверчиво тянул Хапуга.

– Презирает она деньги, ей ласку да внимание подавай. Глупая девка. Самое то, что надо! Бери, не прогадаешь.

Пожал Хапуга руки сватам. На том и разошлись.

Обошла Настасья-краса, Коса-колбаса весь дом, да уселась на стул.

– Откуда у тебя ковер персидский?

– У Васьки на две рубахи выменял. – похвалился Хапуга.

– А варенье мамкино? – облизнулась Настасья-краса.

– Так она за солью приходила.

– А квашня то у тебя чистая. Почему хлеб свежий?

– А чего ему черствым быть? Мне же каждый день кто-то то хлеб, то лепешку принесет. То кашу, то корову. Зарабатываю я, понимаешь?

– Значит так, – Настасья-краса, руки на груди скрестила, брови сдвинула, насупилась вся. – Жить я тут не буду. Здесь все не твое, в