Падение в небо

Янина Хмель

После аварии, в которой потеряла мужа и сына, она впадает в кому на 39 дней. А после просыпается и вспоминает три свои прошлые жизни. Она снова проживает каждую жизнь – вспоминает свою истинную любовь. Осознаёт, почему каждую жизнь Вселенная забирает у неё ребёнка… Мари, Зои, Давид, Ангелина – одна душа. Четыре разные жизни. Четыре времени. Одна роковая ошибка. И последняя жизнь, чтобы принять и исправить её. "И опять о любви. О той настоящей любви. Единственной. И опять о родственности душ. Так важно найти эту родную частичку себя в другом человеке. Всё так просто, когда любишь и любим…"

2015. НАШИ ДНИ. РОССИЯ. ПИТЕР

***

Вот ты есть – огромная, уже тысячу раз переклеенная, разноцветная ваза. Твои цветы ещё живы. Они допитываются каплями воды на твоём дне. В некоторых местах на вазе не хватает частиц. Некоторые частицы уже потеряли свой прежний яркий цвет. Но ваза есть. Кажется, она такая хрупкая на вид. Но на самом деле, разбить её уже невозможно. Если присмотреться – между каждой частицей просачивается плотный слой клея. Та часть воды, которая не успела впитаться в цветы, вытекла сквозь прощелины в вазе. Но цветы всё ещё живы. И кто-то продолжает верить в эту вазу, наливая в неё воду, подпитывая эти прекрасные цветы. Ваза – всего лишь сосуд для цветов, которые хотят жить.

Наше тело – такая же ваза. Которая падает, разбивается, клеится, но заполняется водой, чтобы наши цветы – наши мысли, желания, чувства – жили. И ваза будет склеиваться, пока есть что склеивать. И кто-то будет верить в эту вазу, наливая в неё воду для цветов.

Я снова разбитая ваза. В очередной раз собираю себя по частичкам, пытаюсь восстановить то, что разрушено на миллионы молекул. С каждым разом, когда кажется, что моральные силы уже исчерпаны, вероятность рассыпаться на ещё большее количество молекул всё крепнет. И только вера в то, что в конце жизненных странствий всё должно быть хорошо, как в сказке, не позволяет мне опустить руки. Я верю: если всё плохо – это ещё далеко не конец. Через это «всё плохо» стоит прийти к концу, где «всё хорошо»…

Делаю глубокий вдох. На выдохе – перед глазами лицо мужа. Я закрываю глаза. Перед глазами – лицо сына. Тело пробивает противная дрожь. Не хочу вспоминать тот день. Но вот беда – я его и не забываю. Он, как записанный на плёнку фильм, который кто-то постоянно пересматривает моими глазами. Открываю глаза. Но ничего не меняется – боль со мной. Чувство вины со мной. Но их… – их рядом нет. Я опять закрываю глаза. Сильнее сжимаю веки, чтобы их образы исчезли.

– Ангелина! – Чувствую на своём оголённом плече тёплую ладонь Антона Константиновича. Свитер сполз, подставляя мраморное холодное плечо весенним лучам. Когда-то я любила весну. С её обновлениями, цветениями и ещё не созревшим солнцем. А теперь мне было безразлично это солнце, так же, как весна. Она для меня не отличалась ничем от зимы, осени и лета.

Я вздрагиваю от прикосновения доктора, медленно открываю глаза и устало смотрю на него. Вдох. Борюсь с истерикой внутри, но внешне я спокойна. Он не сводит с меня испуганного взгляда. Интересно, сколько времени я летала в облаках?! Со мной такое в последнее время часто бывало. После аварии. Нет, не после аварии. После комы. А точнее, после выхода из комы.

– Ты очень бледна. Хорошо себя чувствуешь? – Он берёт мои руки и начинает тереть их в своих ладонях. Он пытается их согреть. А они холоднее, чем ладони мертвеца.

– Всё хорошо, Антон Констан…

– Голова не кружится?

Я отрицательно мотаю головой, устало вздыхая. Помимо истерики мне приходится бороться с чувством злости и раздражённости. Но опять-таки, внешне я всегда спокойна.

– Не тошнит?

Иногда его волнение раздражает меня. Вот как сейчас – я готова его усыпить, только бы он не приставал ко мне со своими расспросами. Я даже не успеваю договорить его отчество до конца, как он обрушивает на меня вопросы – один за одним. А мне хочется, чтобы он оставил меня одну.

– Ты делаешь успехи. После аварии прошло без недели полгода, а память почти восстановилась. И даже безболезненно…

– Ещё бы, с таким настойчивым доктором я бы тоже на