НЕБО НАПРОКАТ

НЕБЕСНАЯ СИМФОНИЯ C-MOLL

LARGO

1

Тогда мне было шестнадцать лет. Я жила с мамой, бабкой (матерью моей мамы), двумя младшими братьями и пуделем Артемоном. Из всех пятерых членов семьи любил меня только пудель. С Артюхой мы были закадычными друзьями. Каждое утро, ровно в шесть, он ставил свои лапы на мою кровать и начинал стягивать с меня одеяло. Я увертывалась, отбивалась, как могла, но Артюха был непреклонен. Я вставала, открыв всего один глаз, лениво натягивала штаны и видавший виды свитер, а собака нетерпеливо переминалась с лапы на лапу, слегка дергая меня за штанину. Надев на него поводок, я открывала дверь. Артюха срывался, как бешеный, и тащил меня вниз по лестнице все восемь этажей.

Мы ходили по одной и той же дороге, наслаждаясь свежестью наступившего утра. Потом возвращались домой, где домочадцы еще мирно посапывали. Артюха благодарно смотрел мне в глаза, ожидая на завтрак чего-нибудь вкусненького. Его кудряшки, черные, как смоль, и до боли милые глаза дарили мне чувства трепета и неиссякаемой теплоты. Я легонько трепала его за длинные уши, и он в ответ ласково облизывал мои руки.

– Ну, что, псина? Есть будем?

Артюха склонял голову набок и смотрел на меня недоуменными глазами: ты чего глупые вопросы задаешь? Затем подбегал ко мне и клал голову на мои ноги. Это означало: «Поторопись, пожалуйста. Есть хочу!»

2

Я росла девушкой замкнутой и необщительной. Маму боялась, бабку ненавидела, с братьями ссорилась. С отцом мама рассталась до моего рождения, и он был «закрытой» темой в семье. Одноклассники со мной не дружили, обходя стороной. Я слыла «белой вороной». В то время, как сверстники учились курить за углами домов и пили водку в компаниях, я читала книги про Иисуса Христа и Жития Святых.

Моя мама никогда не понимала моих «причуд» и всем знакомым говорила, что я странный ребенок. В легком ситцевом халате и белой, безупречно накрахмаленной косынке, ее зеленые, строгие глаза под очками казались устрашающими. Я боялась этого взгляда, и когда мама злилась, забивалась в угол, закрывая голову руками.

Училась я неплохо, без троек. Не потому что у меня была тяга к учебе, просто я безумно боялась материнской ругани и бабкиных криков.

Однажды за одну неделю я умудрилась получить три двойки по немецкому языку. Это был из ряда вон выходящий случай. Учительница потребовала подпись родителей. Я возвращалась домой, и мои зубы стучали от страха. Я знала, что меня ждет «расправа». Но мама, на удивление, отреагировала спокойно. «Ну, ничего себе!» – устало пробормотала она и покорно расписалась в моем дневнике. Я мгновенно дематериализовалась из комнаты, не веря своему счастью.

С бабкой отношения были еще сложнее. Эта грузная пожилая женщина в косынке и в больших, в пол-лица очках, всегда с вышивкой или с вязанием в руках, внешне производила впечатление доброй старушки. Быть может, для других она таковой и являлась, но только не для меня. За что она меня ненавидела, я так и не узнала, но со временем наша взаимная неприязнь только росла. Какими же гадкими для меня были дни, когда мама уходила на дежурство ровно на сутки, а я оставалась с бабкой и братьями! Мальчишки бабку не слушались, она на них кричала противным визгливым голосом и лишь изредка бросала на меня косые, полные злобы взгляды.

Как-то она сказала:

– Мне очень хочется зарезать тебя! – и указала на самый большой и острый нож.

С тех пор я старалась не показываться ей на глаза без надобности. Я боялась. Безумно боялась. Но пожаловаться матери тоже не могла, поскольку была убеждена, что она мне не поверит.

Мой средний брат Святозар был любимчиком матери и бабки. Я сильно ревновала его к матери, а она даже не пыталась меня успокоить или разубедить в обратном. Она просто не обращала на меня никакого внимания. Вечером, когда мы укладывались спать, она подходила к Святозару, поглаживала его по голове и тихо, вполголоса, о чем-то ему рассказывала. В такие минуты я готова была убить Святозара, или Святика, как его все называли. Может, именно по этой причине мы в детстве постоянно с ним ссорились и дрались? Он тут же бежал жаловаться на меня матери с ба