Герои романа, места и события – вымышлены. Автор делится своими мыслями и мироощущением, не призывает к каким-либо действиям и не пропагандирует какую-либо идею, а также не стремится задеть чьих-либо чувств.
Любые совпадения с реальными лицами, местами или событиями случайны.
От редактора
Дорогие друзья!
Вы держите в руках роман-исповедь, в который автор вложил частичку своей души. Это первая, и, вполне возможно, не последняя ласточка, выпущенная Дмитрием в свободный полёт над океаном литературы. Каждая мысль, каждая эмоция, описанная в книге, неоднократно обдумана и пережита автором. Он доверчиво открывает перед нами двери в свой мир, а это довольно смелый и рискованный поступок в нынешнюю эпоху цинизма и равнодушия. Надеюсь, что, познакомившись с историей, созданной Дмитрием, вы узнаете что-то новое о себе и обретёте пищу для размышлений.
ПРОЛОГ
«Спасибо за вдохновение, идеи и поддержку. Ты была и остаешься моей самой главной музой!»
Силы покидали меня. В глазах начало темнеть. Я понимал, что больше не смогу бежать и упал на колени, ухватившись рукой за ветки старой ивы. Боль в животе становилась всё невыносимее, дыхание замедлялось: я пытался вдохнуть полной грудью, но не мог. Липкие пальцы страха ослабили свою хватку, и на меня вдруг снизошло спокойствие. «За свои семнадцать лет я сделал ровно столько, сколько требовала от меня сама жизнь».
Не осознавав до конца всё произошедшее со мной, я опустил голову вниз, поднёс ладони ближе к лицу и увидел, что они окрашены в алый цвет, и капли крови, словно капли талой воды, падали на листья папоротника. Многолетние папоротники… Необычайно могущественные. Как много они повидали и сколько еще им предстоит узнать. Древние растения, бережно хранящие тайны леса, ведающие его чудесами. В день летнего солнцестояния родились двое детей, Купала и Кострома, плод запретной любви бога Семаргла и богини ночи Купальницы. В честь такого события Перун, брат Семаргла, подарил им огненный цветок папоротника – Перунов цвет. И в ночь на Ивана Купала он распускается. Но не каждый может его найти и увидеть: ведь сердце этого человека должно быть чистым, помыслы – благими, ум – здравым, нравственность – высокой. Эта легенда всегда была для меня чем-то большим, чем просто сказка на ночь. Она рассказывала о самых настоящих чудесах. А моя жизнь была на них скупа.
Отец бросил мою мать и меня, двухлетнего ребёнка, уехав с городской проституткой (так говорила матушка) из нашего села. Жизнь не баловала нас, мы еле сводили концы с концами. Однажды моя соседка, баба Леда, как обычно отправившись с утра пораньше в лес за грибами, нашла мою мать повесившейся на ветке Вечного дуба. Местный батюшка, Алексей, отказался проводить «Чин бываемый на погребение», плюнув на труп грешницы, всё так же висевший на ветке; её просто бросили в яму и зарыли, без традиционных христианских ритуалов и отпевания, даже не поставив на могиле крест.
Нет, я не видел этого, мне тогда было всего пять лет. Баба Леда забрала меня к себе, запретив ходить к матери на могилу, ибо «нечего окаянному оплакивать грешницу». Сколько я себя помню, она повторяла: «сын грешницы, будь благодарен за мою доброту к тебе», хоть её доброта не была столь уж искренней.
Я был лишён детства обычного ребёнка, который может играть с другими ребятами, кататься на велосипеде, читать книги о приключениях, есть блинчики с малиновым вареньем. Целыми днями я хлопотал по хозяйству и выполнял бабкины поручения («Ты обязан мне за мою доброту!»). На ночь же, вместо прекрасных сказок, приключенческих историй или басен Крылова, мне приходилось слушать «Быстьтворь» и «Славянскую книгу мёртвых».
Баба Леда была черствой, грубой, властной, порой даже жестокой пожилой женщиной семидесяти пяти лет, презиравшей современный мир и его правила и нормы. Я никогда не мог смотреть ей прямо в глаза: ее жуткий пронизывающий взгляд всегда как будто говорил: «убогие создания», «ошибки природы». Она была староверкой и против моей воли наставляла меня в вере в Старых Богов. Часто Леда приносила им в жертву различную скотину и птицу, и если я их оплакивал, смотрела на меня с глум