Пролог
Германия, январь 1971
Гейдельберг
За окном университетской аудитории кружились снежинки. Дубовые столешницы амфитеатра пестрели чернильными пятнами и вырезанными инициалами бывших студентов:
– Дядя признался, что он тоже оставил здесь подпись, – смешливо подумал Адольф, – он учился на юридическом факультете, но ходил к историкам заниматься латынью и древнегреческим языком…
Сегодняшний семинар шел в узком кругу, стариков-профессоров не ожидалось. Студенты последнего курса, аспиранты и молодые преподаватели пренебрегли костюмами и галстуками. Университет экономил на отоплении, ребята не снимали свитеров. Некоторые даже сидели в пальто.
Адольф не предполагал, что его доклад заинтересует кого-то, кроме будущих и настоящих археологов. Аспирантов несколько раз в год обязывали вести семинарские занятия. Адольф относился к повинности скептически:
– Здесь почти все свои, – он мельком оглядел аудиторию, – занимающимся античной или библейской археологией неинтересны наши кресала…
Адольф, с его знанием арабского языка и иврита, мог сменить специализацию, однако ему не хотелось навещать Израиль:
– В библейской археологии не обойтись без тамошних раскопок, – он поморщился, – но я устал от жидовского кагала, – он считал, что именно жидовское воспитание заставило Фредерику сбежать из семьи:
– И ударить меня кинжалом, – шрам, впрочем, почти сгладился, – дядя правильно сделал, что не стал ее искать. Мы дали ей все, чего она хотела, а она предала нас и предпочла вернуться к жида, – в разговорах с дядей Адольф не упоминал о кузине.
Максимилиан связывался с ним раз в неделю. Юноша понятия не имел, где именно находится дядя и откуда он звонит в его скромную квартиру. В университете Адольф не щеголял богатством, однако решил жить в центре города. Дядя с ним согласился:
– Я тоже обитал в сердце Гейдельберга, – весело сказал Макс, – приятней просыпаться с видом на бессмертные творения арийского духа, а не на одинаковые бетонные коробки на окраинах, – летом Адольф вытаскивал пишущую машинку на кованый балкон.
Квартирка располагалась под крышей дома семнадцатого века. Почти без боя сдавшись американцам, Гейдельберг не пострадал на войне:
– Даже пивные остались там, где они стояли в времена учебы дяди, – Адольф отхлебнул кофе из картонного стаканчика, – интересно, где он сейчас? Наверное, у друзей, шейхов. Я тоже провел бы зиму в более приятном климате, однако мне придется ехать в самые холода, на восток, – на следующей неделе он улетал в Западный Берлин.
У Адольфа имелся адрес церкви, где служил его кузен Генрих:
– Вернее, он тоже Адольф, – хмыкнул юноша, – ему поменяли имя, лишили его связи с семьей…
Не сомневаясь в своих ораторских способностях, юноша считал, что сможет убедить кузена в правоте дела Новой Германии. Адольф не верил в Бога, но согласился с решением дяди:
Пользуясь свободной минутой перед началом семинара, он развесил на доске свои плакаты:
– Генрих любимец медиа, как теперь принято выражаться. Он выступает со статьями, его проповеди передают по радио, его приглашают на телевизионные программы, – Адольф видел одну из передач с участием пастора Рабе:
– Он убрал из фамилии дворянскую частицу, – хмыкнул Адольф, – он хочет стать ближе к народу. Меня тоже все знают, как Ритберга, а не Ритберга фон Теттау, – кузен неожиданно ему понравился. Адольф ценил спокойных ребят:
– Вроде Миллера, – он подумал о легионере Барбье, тезке дяди, – интересно, где он сейчас? Он тоже антикоммунист, каких поискать, – кузен Генрих, судя по передаче, коммунистов ненавидел:
– Хорошо, – обрадовался Адольф, – он заинтересован в объединенной, сильной Германии, а не в жалкой подстилке коммунистов на востоке и пристанище длинноволосых на западе…
Адольф, впрочем, отказался от военного образца стрижки, хотя короткие волосы ему нравились больше, чем патлы, как их называли некоторые профессора. В аудитории семинара попадались и такие парни. Адольф недавно отрастил аккуратную бороду:
– И нашим и вашим, – весело подумал он, – с профессорами борода придает мне солидность, а первокурсники, – Адольф вел семинары и у них, – принимают меня за х