Tenereco

Антонина Ромак

Мы слышим то, что хотим слышать. Видим то, что хотим, возможно, даже через призму обмана или лжи. Юная душа, потерянная во взрослом мире, хочет слышать слова любви, но как понять, что они истинные и искренние, когда не с чем сравнивать. Ей нужен тот, кто сможет провести ее сквозь бурю чувств и волнений, кто не будет лгать. Но поймёт ли она его? Если подсказки написаны на искусственном языке. Обложка книги создана в приложении Canva с иллюстрацией по лицензии CC0.

1

Всего один мимолетный взгляд и моя душа отдана ей навеки, Афродита выходящая из пенных вод, преклонит пред ней повержено колени. С той самой секунды не перестаю мечтать о том, когда смогу взглянуть на неё вживую. Услышать звук ее голоса, поймать взгляд ее, ощутить тепло дыхания. И если судьба даст шанс коснуться ее кудрявых волос цвета спелой пшеницы, собранных сейчас на подобии высокой прически, какие часто можно встретить на остовах античных статуй, вытесанных из белоснежного мрамора. Хотя кожа ее имеет оттенок загара, приобретённого под южным солнцем и отшлифованным волнами чёрного моря, я уверен, что она к исходу зимы становиться не чуть темнее молока с прожилками вен, придающими ей сходство с тем самым мрамором. Да и волосы потемнеют, без палящих лучей высветляющих искусно пряди у лица, вытеснят эти локоны раскалённого скифского золота более пепельными, холодными всполохами, точно изгибы ледяных рек ее родного края.

Не жалеет ли Господь, что сотворил женщину и отдал ее мужчине? Я бы жалел и клял том момент, когда настала минута расставания, если бы Ева хоть на толику была похожа на неё.

Пробую имя ее на вкус, пытаюсь представить, как мое прозвучит из ее уст, что это станет для меня, прыжком в пропасть или мёд на уста.

Жду, предвкушаю, готовлюсь.

2

Порыв ветра срывает легкий платок с моих плеч и уносит его вдоль по кромке пляжа, бегу за ним обжигая ступни о раскалённую гальку и меня нагоняет волна сбивая с ног. Волны сегодня высокие, смешивают у самого берега песок с камнями, не позволяя попасть в море. Меня подхватывают под локоть, не позволяя отходящей от берега воде, увлечь за собой.

– Не лучший день кататься на волнах, – слышу в свой адрес насмешливое обращение.

Это говорит мне парень, что помог подняться. Ему верно больше  двадцати пяти, он темноволос и темноглаз; протягивает мне платок, тот трепещет на ветру, окутывает складками ткани наши руки.

– Спасибо! – слишком коротко для вежливого ответа.

– Идём  кататься на мотоциклах! – все ещё удерживаясь край моего платка.

– Придурок!

Он смеётся над моим явным смущением и шелковая ткань выскальзывает из его пальцев.

Собираю свои вещи в пляжную сумку и бегу к причалу, где меня ждёт двоюродный брат.

Последний день на море, он такой печальный, а в этот год ещё и погода испортилась, небо грозиться излиться на землю дождем, и тетя переживает, что могут перенести вылет самолета. Смотрю на набегающие волны, облокотившись на перила набережной. Это лето было слишком коротким, его отняли у меня экзамены, следующее будет нормальным, но оно ещё впереди, нужно пережить десятый класс. Моя ссылка повторяется из года в год, это бабушкин метод получить отдых от меня.

3

Первого сентября в школу я не пошла, меня захватила простуда, возможно обратная акклиматизация. Мой организм требовал вернуть его к тёплому морюшку, к дивным закатам, прогретым пляжам. О школьной жизни я получала информацию по телефону от своей подруги Оксаны, ее трёп мне казался иногда бесконечными чтобы прекратить пытку, говорила, что пришла медсестра с уколами и клала трубку. Рассказчицей она была нудной, размазывала каждое своё действие на тридцать минут, не забывая по шесть раз описывать всех действующих лиц, из всего рассказанного за неделю отсутствия мне удалось понять, лишь, что наша физичка ушла на пенсию и преподаватель новый, а ещё он молодой и очень красивый, напоминает  ей актера Петра Фёдорова, но чуть повзрослевшим.

Десятого сентября мне выписали справку о выздоровлении и я понурив голову поплелась в школу к двум последним урокам. В кабинете физики было многолюдно, урок был сдвоенный с параллельны кл