Песнь Пересмешника
Виталий Шавин
На массивном сером валуне, лежащем посреди буйства лесной зелени и красок, сидел огромный лысый человек. Он ехидно улыбался и хихикал себе под нос, напевая: «Мякоть сладкую жую я, наедаю зад и плечи; приходите ещё братцы, вас не сильно покалечу…» Нехитрые стишки сопровождались чавканьем плоти и хрустом раздираемых могучими руками ребер заманенного в западню волка. Лысый человек, опоздавший со своим появлением на столетия, грубо ворвался в этот прекрасный, переживший Игру и измененный ею мир, навязывая всем вокруг свою волю и преследуя свои цели. Содержит нецензурную брань.
Пролог
На краю бесконечного леса, лежащего у подножия холма, на границе с вздымающейся громадой базальтового утёса, темнел проход в старую обвалившуюся пещеру. Неожиданно гора содрогнулась от мощнейшего удара и затихла; из-под земли стал нарастать и подниматься к поверхности низкий гул. Гору трясло от основания до далёкой вершины, камень крошился и падал пластами из широких трещин. Вновь удар, ещё один. Толчки продолжали шатать гору, усиливая амплитуду; земля желала исторгнуть из себя что-то чужое....
– Свет… запах кислых щей… жажда… хруст старой кожи… боль… свежесть… Трава?…
Из-под каменной полки, заваленной битым гранитом, с противным скрежетом вывалился сухой и скрученный (похожий на куль) кусок жёлтого мяса. Вся живность, с любопытством до этого наблюдавшая за происходящим, в страхе разбежалась. Но… агрессии не последовало, странная масса просто лежала, и по её мутному телу изредка стучали мелкие камушки, осыпающиеся с затихающей горы. Лес продолжал жить своей обычной жизнью. Минута, две… судорога прошла по скрученному кулю, затем кусок начал разбухать и от него потянулся через камни к зелёной и сочной траве отросток… Медленно и очень неспешно, не пугая крайне юрких грызунов, бегающих рядом, но неотвратимо и целенаправленно он приближался к живительной зелени, среди которой обитали и охотились лесные муравьи. В это время они тащили жирную, размером с кролика улитку к себе домой.
– Королева будет рада, – думали они. Всей поверхностью, впитывая влагу из живой зелени, разбухающая жёлтая культя нашла муравейник. Сотни острых жвал сразу принялись рвать нарушителя (такая удача редка, еда сама пришла к маленьким воителям). Но каждый схвативший бледное мясо воин прилипал к телу врага и, быстро покрываясь липкой жижей, иссыхал. Мгновенный бой – и тварь движется вперёд в поисках новой жертвы уже по сухому насту. Насекомые, как и трава, рассыпались в прах; их жизни ушли новому владельцу. Королева и её стража, владеющая ядовитым касанием – были сильнейшими в муравейнике. Они пытались "дорого себя продать", но нет… не вышло… На тварь не действовало ничего, всё выпивалось без остатка.
Камень – новая опора; уже вторая конечность судорожно цепляется за осколок гранита и, опираясь на безжизненную землю, перекатывает себя в направлении сладкой влаги. Жёлтый куль вытягивается в подобие человеческого тела без ног, ползёт по земле за формирующимися руками, шар головы безвольно влачится вдоль тела, прыгая на кочках. Каждый рывок приближает существо к густым, но ещё таким далёким зарослям.
– Туда… Жизнь, влага, еда, надежда…
Звери, что находились в ближайшей округе, не обратили внимания на желтоватый дымок у подножия горы, не почувствовали опасности и приближающейся беды…
Тем временем, заросли и соседние вековые ели "таяли". Не сгорали, а именно "таяли", постепенно рассыпаясь прахом в ковшах ладоней Твари. Позади оставалась просека иссушенной земли, вдоль которой тянулся след от её тела. Она ползла от дерева к дереву, пока не наткнулась на раненого в драке с медведем «шатуном» молодого кабана. Он смог уйти от косолапого, сильно пострадав и вымотавшись; упал в мягкую траву отдохнуть и переждать ночь с её опасностями, но… послужил кормом нового существа этого мира. Он растворялся дольше и давал сил больше, чем растительная органика. Опутанный жёлтым коконом кабан жил до последнего, он вращал глазами и визжал, но его никто не слышал, звук не покидал пределы белесого тела. До утра тварь ела. Она не рычала, не пугала, она копила сил