Назад к книге «Последний побег» [Трейси Шевалье]

Последний побег

Трейси Шевалье

Азбука-бестселлер

1850 год. Хонор Брайт, разочарованная в себе и в людях, которые ее окружают, бежит из Англии в далекую Америку, чтобы начать там новую жизнь. Америка опасна, практична, ничуть не сентиментальна, ландшафты ее совсем не похожи на те, к которым Хонор привыкла с детства. Принципы стоят здесь дешево, даже в религиозной общине, к которой она прибилась и которая посвятила себя борьбе с человеческим неравенством, не все так гладко и однозначно, как заявляют на словах. Что ждет ее, одинокую девушку, чужую в этой чужой стране? Хватит ли ей силы воли и личного мужества, чтобы преодолеть невзгоды? Найдется ли в ее жизни тот, кто протянет ей руку помощи?.. Будущее туманно, но луч надежды светит всегда.

Трейси Шевалье

Последний побег

Эту книгу я посвящаю молодежному квакерскому лагерю в парке горы Катоктин и Оберлинскому колледжу – двум заведениям, сформировавшим мое юношеское «я»

Tracy Chevalier

THE LAST RUNAWAY

Copyright © 2013 by Tracy Chevalier

This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency

All rights reserved

© Т. Ю. Покидаева, перевод, 2013

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство АЗБУКА®

Горизонт

Она не сможет вернуться домой. Когда Хонор Брайт неожиданно объявила родным, что едет в Америку вместе с сестрой Грейс – когда она разбирала вещи, чтобы оставить лишь самое необходимое, раздавала свои одеяла, прощалась со всеми дядюшками и тетушками, кузенами и кузинами, племянниками и племянницами, садилась в почтовую карету, отправлявшуюся из Бридпорта, когда они с Грейс, взявшись за руки, поднимались по трапу в Бристольском порту, – Хонор тешила себя мыслью: всегда можно вернуться. Но в глубине души таилось смутное подозрение, что стоит ей только покинуть английскую землю, как ее жизнь изменится навсегда.

По крайней мере, мысль о возвращении не давала Хонор впадать в уныние, притупляя душевную боль, подобно тому как щепотка сахара, тайком добавленная в кислый соус, слегка его смягчает. Мысль о возвращении помогала сохранять спокойствие и не плакать по всякому поводу, как расплакалась ее лучшая подруга Бидди, когда Хонор отдала ей одеяло, которое только-только закончила шить. Лоскутное одеяло из коричневых, желтых и кремовых ромбов, соединенных в восьмиконечную Вифлеемскую звезду, с простежкой по краю в виде орнамента из перистых завитков, на какие Хонор была мастерица. На прощание община сделала ей подарок – подписное одеяло, в нем каждый лоскут был сшит и подписан кем-то из друзей или членов семьи, – а в дорожный сундук помещалось лишь одно одеяло. Разумеется, Хонор пришлось взять с собой подписное одеяло, хотя ее собственное было красивее и аккуратнее. «Пусть оно лучше останется у тебя, на память обо мне, – сказала она плачущей Бидди, когда та пыталась отдать ей обратно Вифлеемскую звезду. – В Огайо я сошью еще».

Стараясь не думать о предстоящем морском путешествии, Хонор размышляла о его завершении – «в дощатом доме», как ее будущий зять писал Грейс в своих письмах из Огайо. «Это хороший дом, крепкий, хотя и не каменный, как ты привыкла, – писал Адам Кокс. – Большинство домов здесь деревянные. Семья строит дом из кирпича, только когда окончательно обоснуется на одном месте и уже вряд ли куда-то уедет».

«Дом стоит на окраине городка, в конце Мейн-стрит, – продолжал он. – Фейетвилл совсем небольшой, всего пятнадцать семей Друзей Истины. Но, Божьей милостью, городок будет расти. Брат держит лавку в Оберлине. Этот город крупнее, в трех милях от нас. Мы надеемся перевезти лавку сюда, когда Фейетвилл разрастется и сможет поддерживать торговлю мануфактурой. Здесь ее называют полотняным товаром. Тем, кто решил поселиться в Америке, предстоит обучиться говорить на новый лад».

Хонор не представляла, как можно жить в деревянном доме, который быстро горит, легко деформируется, постоянно скрипит, стонет и в отличие от домов, сложенных из кирпича или камня, не дает ощущения прочности и защищенности.

И хотя она очень старалась ограничить свои волнения и тревоги только боязнью ж