Там, в этой тьме
Дмитрий Дубов
Короткие рассказы #6
У актёра театра на сцене разрывается сердце. Теперь должен быть свет, или туннель, или…
Темно…
Темнота сдавливает, разминает, поглощает все помыслы.
Никогда не боялся темноты, но сейчас она пугает меня до умопомрачения… (правда, я уже не имею права так выражаться, даже в «мыслях»).
И ещё тесно. Настолько тесно, что я не согнул бы ноги в коленях, если бы мог, не повернулся бы… Мне это и не нужно: при всём желании я не сумею этого сделать, даже если приложу все усилия духа и воли.
В темноте рождаются и незаметно подкрадываются всевозможные страшные мысли; теснота усугубляет их и выплёскивает на меня девятым валом. Так себя не чувствуют даже скованные по рукам и ногам.
Если бы не эта темнота, наполненная судорогами запертой души и гнетущими воспоминаниями о прошлом… Если бы не эта теснота, вместившая в себя все страхи замкнутого пространства, возведённые в степень…
* * *
Я был обычным актёром, ничем не выделяющимся из массы нашего брата. Многие из нас рвут на сцене не только глотку, но и душу.
Мне было сорок шесть, когда сердце не выдержало и разорвалось прямо на сцене во время финальных слов Шекспировской трагедии.
Хороший был мужик – Шекспир, – писал прочувствованно.
Я ощутил невыносимую боль в груди, – словно мириады галактик взорвались в ней в одно-единственное мгновение и врезались в неё изнутри своими осколками.
Это конец, – подумал я, хватаясь рукой за грудь и чувствуя, что ноги отказываются держать меня.
Кто-то подскочил из-за кулис, подхватил меня под руки и крикнул: «Занавес!». Театральный занавес отгородил сцену от публики, а серый занавес забытья отгородил моё сознание от мира.
* * *
Очнулся я уже дома. Вокруг привычная обстановка; вот только ракурс несколько необычный…
Спустя пару минут я стал понимать, что пользоваться такими словами, как: «очнулся», «ум», «мысли», – я уже не имею никакого права. Во-первых, – я не дышал. Во-вторых, – лежал в гробу, удобно устроившимся на моём столе. В-третьих, – веки мои были закрыты (судя по отражению в стекле книжного шкафа), но я всё видел. Если хотел бы, то мог бы увидеть то, что находится подо мной. Под моим мёртвым телом.