Назад к книге «На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж!» [Ульяна Подавалова-Петухова]

На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж!

Ульяна Подавалова-Петухова

У человека нет крыльев. Поэтому он не умеет летать.Человек должен летать. Поэтому ему нужны крылья.Вадим когда-то парил. Он жил под другим именем и лишь изредка оглядывался на бренную землю, пока однажды… Воскреснув, он забыл, как когда-то летал. Запретил себе вспоминать, сожалеть, чувствовать. У него только сестра и друг.Инна сама перечеркнула свою жизнь. Бегство из-под венца в никуда. У нее лишь Вадим.Эти двое. Что скрывает стилист? Кого так боится Инна? Брак во спасение? Афера! И не много ли тайн? Но главное, смогут ли они взлететь?Смогут, если окажутся на расстоянии дыхания.

Глава I. Подарок Судьбы.

Чертовски хотелось спать. Ночка выдалась еще та! Будь неладен этот Гришка Скоморошкин! Это только он мог позвонить в полночь и заявить, что без помощи Вадима никак, совсем никак не обойтись. То есть, если он, Вадим, не приедет в клуб через двадцать минут, то Григорию, человеку исключительно творческому, не останется другого выхода, как наложить на себя руки, потому что через два часа начнется его зажигательного шоу! И вы, смертные, если не хотите, чтобы жизнь была прожита зря, должны явиться на это феерическое представление! Вадиму совсем не хотелось ни ехать, ни идти, (хотя до клуба десять минут неспешным шагом) и полночи выслушивать Гришкины вопли: сначала отчаянные, потом восторженные. Стилист, стоя у окна на кухне, так и представлял себе физиономию продвинутого арт-директора. Тот всё еще завывал в телефоне, и Вадим сдался: Григорий назвал сумму, которую готов заплатить стилисту, если тот через полчаса приведет в порядок «этих кудлатых пуделих», то бишь танцовщиц.

– Ладно, – смилостивился парикмахер.

Арт-директор хихикнул в трубку:

– Эх, Вадик, погубит тебя жажда наживы. Нет бы сказать: «не корысти ради, а токмо по»…

– Мне тебя дальше слушать или, может, уже собираться? – перебил Вадим.

– Жду, – буркнул обиженный Гришка и отключился.

Феерическое шоу началось в два ночи и закончилось в четыре утра. Вадим сначала делал начесы и локоны, а после того, как уставшие, взмыленные девицы ввались со сцены в тесную гримерку, возвращал первоначальный облик. Кисти рук перестал чувствовать где-то в половине пятого, поэтому, когда в шесть утра приехал укладывать волосы невесте, старательно улыбался, абстрагируясь от тупой боли. И впервые в жизни отказался за отдельную плату сделать прически матери и сестре новобрачной. Его утешала мысль, что он и так уже неплохо заработал этой ночью: Гришкины деньги приятно грели карман. Под восторженные ахи и охи он уложил свои принадлежности и отбыл, наконец-то, домой.

Он ехал медленно и периодически потирал ноющую шею, зевал от души и был не особо внимателен. А к чему осторожность? Скорость где-то километров сорок, максимум пятьдесят; раннее утро субботнего дня. Вадим нарочно свернул с Лиговского проспекта. Здесь, на узеньких улочках старинного города, лишь изредка попадались прохожие. Сам стилист жил в центре Санкт-Петербурга, и окна квартиры смотрели на вечно бурлящий Невский проспект и величественный Казанский собор, но ездить любил именно по таким вот тихим переулкам и улочкам. Так что парень зевал до слез и по сторонам не смотрел. Все мысли были о горячем душе и еще более горячем чае, как вдруг… Откуда-то сбоку мелькнуло что-то белое, воздушное, вроде облака, и выпрыгнуло перед машиной. Как ни мала была скорость, и педаль тормоза на автоматизме вдавлена в пол, а всё же Вадим почувствовал легкий толчок. «Облако» устояло на ногах, а потом бросилось к задней двери автомобиля. Рванув ее на себя, «оно» нырнуло в салон и заорало прямо в ухо Вадиму:

– Гони! Гони! Что встал?

Стилист оторопел, но голос, командный и властный, словно отключил все программы мозга, кроме одной: беспрекословно подчиняться! Парень вжал педаль газа в пол, и старенький «Опель», неприлично взвизгнув, рванул вперед. Перед ним мелькали какие-то дворы, арки, и стилист ничего не узнавал. Сзади тяжело дышали, и краем глаза он видел побелевшие от напряжения пальцы, вцепившиеся в его сидение, и рисунок на ухоженных ногтях был затейливым и в то