Я думаю
Виктор Улин
В книге, содержание которой время от времени обновляется и дополняется, собраны мысли автора о различных явлениях природы, общества и человеческого сознания, изложены собственные взгляды на историю. Некоторые фрагменты оригинальны и радикальны, практически все произведения невеселы. Ведь многие знания несут много печалей, умножающий мудрость умножает скорбь. © Виктор Улин 2007 г. – фотография. © Виктор Улин 2019 г. – дизайн обложки.
«Вы сеете много, а собираете мало;
едите, но не в сытость;
пьете, но не напиваетесь;
одеваетесь, а не согреваетесь;
зарабатывающий плату
зарабатывает для дырявого кошелька.»
(Агг. 1:6)
Я думаю
На рассвете жизни главенствует вопрос «КАК».
Как прожить ее, чтобы потом не утонуть в пучине досады от мыслей об упущенных возможностях.
Ответы порой бывают конструктивными и почти всегда несут пользу спрашивающему.
На закате все чаще звучит «ПОЧЕМУ».
Вопросы не затрагивают индивидуально важного, поскольку в прошедшей жизни уже ничего не изменить.
Но темы всегда серьезны.
А ответы всегда печальны и не освещают душу радостью.
Ибо печально сознание несовершенства мира, к которому рано или поздно приходит каждый мыслящий человек.
Но я все-таки задаю вопросы и пишу ответы.
Cogitoergosum.
Горечь Победы
«Время изменяет человека как в физическом, так и в духовном отношении. <…> Глупец один не изменяется, ибо время не приносит ему развития, а опыты для него не существуют.»
(Александр Пушкин. «Александр Радищев»)
Я пишу эти строки без намерения кого-то оскорбить.
И не представляю истину в последней инстанции. Универсальной истины нет, у каждого она своя.
Просто излагаю мысли.
Подчеркну, что я писатель, а не историк, и в изложении опираюсь больше на эмоции, нежели на факты.
(Хотя и последние, при всем их упрямстве, можно рассматривать под разными углами зрения.)
Слова эпиграфа служат мне маяком.
Человек, живущий неизменными идеалами, страшен.
Даже Христос, непримиримый фанатик веры, перед смертью усомнился в правильности пути.
А Петр трижды отрекся от учителя, что не помешало ему занять высшую позицию в загробной номенклатуре.
В детстве, отрочестве, юности и молодости я был приверженцем военного патриотизма.
По 5, 10, 15 раз пересматривал фильмы, перечитывал книги военной тематики. Причем не романы Юрия Бондарева, где под позолотой орденов скрывается психология души, а убогие тупые эпопеи, полные барабанного пафоса и презрения к отдельно взятой человеческой жизни.
В поздние времена мои портретные очерки о ветеранах ВОВ попадали на редакционную «краснуюдоску» газеты «Вечерняя Уфа».
Внештатного корреспондента никто не мог принуждать. Гонорары в не стоили того, чтобы ради них себя продавать. Я писал о войне по глубокому убеждению, от души, и верил в писуемое от первой буквы до последней точки.
Тому имеются причины.
Советские люди жили под прессом идеологии.
Главными химерами являлись приоритет будущего перед настоящим и замена жизни памятью непережитого.
Я не отрицаю значение памяти для самосознания, однако всему есть предел.
В сознание живых внедрялось чувство первородной вины за то, что они живы, а павшие – нет.
Военная тема оставалась единственной, достойной возвеличивания. Лучшие художники всех искусств отдавали силы прошлому без взгляда на настоящее.
Недавно я скачал блок «Песни года» 70-х – попивая кофе, смотрел на кухонном телевизоре и думал о невеселом.
Когда концерты шли в прямом эфире, аура хеппенингов казалась естественной. Но сейчас от «эха прошедшей войны» сделалось страшно. Спорить не стану; многие из тех песен были замечательными, их можно слушать до сих пор. Но возвеличивание памяти потерь априорно деструктивно. Произведения конструктивного направления – слабенькие песни о любви или просто о жизни – казались третьеклассницами, забредшими на поминки.
Что же касается материального… То здесь все было еще хуже.
СССР тратил миллионы рублей на мемориалы масштаба египетских гробниц.
Тогда и это казалось нормальным, сейчас вызывает недоумение: гранитом мостились поля бывших боев, а масса советских людей ютилась в убогих «хрущевках», если не в